Так прошел год. А когда наступило время отпуска, он вдруг загорелся новой надеждой — вдруг они не прочитали его записку, не пришли в его комнату больше и просто не знают адреса. Ну, конечно, как он сразу не догадался! И он решил поехать, сам все узнать.
Вместе с отпускными он получил приличную сумму ее денег — на дорогу вполне хватит, да еще на подарки останется. Он стоял возле кассы, пересчитывал деньги, соображал, что можно потратить. И в это время кто-то хлопнул его по плечу. Обернулся — Зеленый. Стоит, улыбается. Он раздобрел, приосанился за это время, был в добротной кожаной куртке, только физиономия у него распухла еще больше и стала еще более красной.
Ну ты, гляжу, совсем молодец стал! — Зеленый подмигнул, щелкнул ногтем по пачке денег, которую Лукьянов держал в руке. — Огребаешь, будь здоров!
Так то отпускные, — сказал Лукьянов. — Вот в родные края хочу съездить…
Что ты! Так это ж дело спрыснуть надо. — Они вышли на улицу. — Ну, как живешь, подружку завел? — Зеленый вглядывался в хмурое, неулыбчивое лицо своего подопечного. — Неужто до сих пор забыть не можешь? Нет, это, брат, никуда не годится, пошли со мной, я тебя, брат, с такой компанией познакомлю — враз как рукой снимет! Пошли, жалеть не будешь!
Не могу сейчас, Тимофей Карпович, — отказывался Лукьянов. — Контрольная сегодня по стереометрии…
— Вот чудак! Никуда она не денется, твоя стереометрия… Столько не виделись, а ты… Пошли, а то обижусь!
Он привел Лукьянова к невзрачному с виду, приземистому домику на краю поселка и долго стучал в глухой забор, в окна, закрытые изнутри ставнями, прежде чем во дворе послышался хриплый голос:
— Хто?
— Открывайте, деточки, мать вашу, бабушка пришла, молочка принесла…
— Ты, Тимофей?
— Ну, я… Оглохли, что ли!
— Так не слыхать же ни черта…
А когда вошли, Лукьянов понял, отчего «не слыхать».
В глубине двора стоял добротный флигель, и в нем, в большой комнате веселилась шумная компания: гремела музыка, дым висел коромыслом, и за столом, уставленным бутылками и всякой снедью, играли в карты.
Тимочка! — повисла на Зеленом подвыпившая полногрудая девица. — Ты где пропадал?
— Где был — там нету. Вот, прошу любить и жаловать, мой земляк, переживает драму личной жизни. Марийка! — он поискал взглядом вокруг. — Возьми над ним шефство!
Возле Лукьянова очутилась красивая смуглянка с шальными цыганскими глазами. Она с интересом поглядела на него, улыбнулась приветливо, сверкнув ровными белыми зубами, и сказала:
