Над загадкой бухаринского процесса бились многие; Артур Кёстлер в «Слепящей тьме» сделал первую попытку подойти к разгадке. Книга «Незабываемое» показывает нам все, что A.M. тогда (до самого ареста Бухарина) видела и слышала — и другого свидетеля нет.
Тут сразу возникает непростой вопрос — все ли она могла увидеть? не скрывал ли чего от нее Бухарин? A.M. и сама спрашивает себя об этом. И отвечает, что в общем — нет, ничего не скрывал. Правда, речь идет о тех последних кошмарных месяцах, когда он был под самоустановленным домашним арестом. До того, думаю, было иначе. Скажем, в «Незабываемом» нет ни слова о тех адских условиях глобального контроля, в которых протекала его работа в «Известиях», — о чем Бухарин подробно писал Сталину[11]; а вряд ли A.M. могла бы это забыть, рассказывай ей о том Бухарин. Значит, приходя домой, он считал нужным оберегать молодую жену от тяжелых подробностей — недаром в исповедальном письме из тюрьмы он пишет и о том, какие большие надежды возлагает на новую жизнь дома[12].
Опубликованные после смерти A.M. тюремные письма Бухарина Сталину показывают, что в тюрьме после нескольких месяцев раздумий (когда спасением оказалась лишь работа — поразительная ясность головы арестованного в его тюремных трудах очевидна), стоило ему задуматься над своей судьбой, как рассудок и логика вновь отказывали… Разбираться в этом — удел психолога, даже психиатра.
Но и до того, в Москве ли, в Париже ли 1936 года, Бухарина не раз охватывали мрачные предчувствия, и, не скрытный человек, он их и не скрывал, оберегая покой лишь своего дома. Потому-то A.M., никогда не слышав от него страшных прорицаний, в свидетельства на сей счет других людей поверить не могла. Не могла же она, несколько десятилетий занятая анализом пережитого, подумать, что кто-то знал Бухарина лучше нее. Отсюда — неприятие тех воспоминаний, которые казались ей придуманными задним числом.
Мне легче всего сказать об этом на примере поездки Бухарина в Европу весной 1936 года — не раз обсуждал этот сюжет с A.M., в чем-то спорил с ней, приводил аргументы, добытые в результате архивных штудий, и понимал, что приняты будут одни только неотразимые. Речь о встрече Бухарина с Эренбургом в Париже до приезда туда Анны Михайловны. Но эта история имела предысторию.
Зная, что И. Г. Эренбург был гимназическим товарищем Бухарина, Анна Михайловна 27 января 1961 года письмом поздравила его с 70-летием. Перед тем ее необычайно тронуло, когда она встретила имя Николая Ивановича в первой части мемуаров Эренбурга «Люди, годы, жизнь», напечатанной в «Новом мире», — это было в СССР впервые после 1937 года. Вот фрагмент ее поздравления: «Когда я прочла опубликованную часть «Люди, годы, жизнь» и нашла там, хотя и мимолетные, но теплые воспоминания о человеке, написавшем предисловие к Вашему первому роману
