Воры посовещались коротко: может запереться, всем вместе вены вскрыть, чтобы либо к богу, либо в больничку. Но в местной больничке тоже сучья масть, туда попасть – еще и хуже будет. И муторно было ворам, и разбирало их противоестественное смертное любопытство: как оно там будет, на правилке? Может, каким-то неведомым чудом пронесет беду? Или смерть добудут легкую? Сахар невнятно пробурчал про какую-то возможную мазу, но это все понятно и уже неинтересно, какие еще тут могут быть мазы-козыри?…
Почему, хотелось бы знать, именно вологодские вертухаи такие злобные, хуже азиатских «зверьков», прямо чемпионы-ненавистники, куда до них собакам, также натасканным специально на человеческую плоть? Автомат на груди их людоедами делает, или в масле вологодском жёлчь подмешана? – Но никто не ответил на мысли Мазая, каждый в свое вслушивался. Мылись воры молча, да и о чем было говорить… Предстояло умирать в муках, или… Или, все-таки, сучью присягу принимать и позор? Нет, тут даже захочешь – до присяги дело не дойдет: Иван-Царевич, сучий атаман, шибко зол на воров за недавнюю резню на соликамской пересылке, где с полсотни сук одним махом на лунный этап отправили, ему теперь только кровь нужна, мстит и запугивает.
В сорок втором Иван Павлович Узорин еще был авторитетным босяком, видным вором, носил погоняло Бузор, потом ушел воевать в штрафные роты и в сорок пятом избыл срок, искупил своей и вражеской кровью, в звании старшего лейтенанта, с тремя боевыми орденами на груди. А в сорок шестом получил червонец за налет на кассу, вернулся «за колючку», сначала Нарым, потом Воркута. Там он вдруг понял, что его ни дня не воевавшие «братья», честные воры, с кем он кушал, с кем режим давил, заочно дали ему по ушам только за то, что он взялся Родину защищать на фронте, и они уже не братья ему, но господа, а его низвергли в простые мужики… Бузор с этим решением не согласился и на воров очень обиделся. И с радостью подключился помогать «хозяину» и «куму» выполнять решения Партии и Правительства по искоренению и перековке преступного мира, да так прытко взялся, что и товарищу Погодину в его пьесах не снилось. И уже под новой кликухой новые блатные законы править стал, воров ломать да ссучивать, куму жопу лизать… Бытовиков, «машек», политических фраеров из пятьдесят восьмой, «зверьков» из восточных республик и прочего черноземного быдла эти прогрессивные перемены в тюремной кастовой иерархии, понятное дело, не касались: их удел сидеть покорно и делать, что велят.
