При имени Брейди оба попутчика глянули в нашу сторону — искоса, типичным голливудским взглядом, словно через плечо. Потом тот, что помоложе — приземистый и бледный — отстегнул ремень безопасности и шагнул в проход рядом с нами.
— Вы Сесилия Брейди? — спросил он обличительно, будто я от него таилась. — Так я и думал! Я Уайли Уайт.
Имя было излишним, в тот же миг чей-то голос бросил: «С дороги, Уайли!» — и мужская фигура шагнула мимо него к кабине летчиков. Уайли Уайт вздрогнул и с запоздалой бравадой крикнул вдогонку:
— Я подчиняюсь лишь командиру экипажа!
Обмен любезностями, традиционный для голливудских владык и их подручных, прозвучал знакомо.
— Тише, пожалуйста, — напомнила стюардесса. — Здесь спят.
Через проход я увидела, что второй пассажир, немолодой еврей, тоже поднялся и откровенно алчным взглядом уставился на прошедшего — вернее, уже вслед. Тот вскинул ладонь, словно на прощанье, и скрылся с глаз.
— Это младший пилот? — спросила я стюардессу.
Она отстегивала ремень, собираясь оставить меня с Уайли Уайтом.
— Нет. Это мистер Смит. У него отдельная каюта — «номер для новобрачных», только он там один. Младший пилот всегда в летной форме. — Она встала. — Пойду узнаю, будет ли посадка в Нашвилле.
— С чего вдруг? — изумился Уайли Уайт.
— В долине Миссисипи гроза.
— Нам что, сидеть тут всю ночь?..
— Если не стихнет.
Стихать не собиралось — самолет резко нырнул. Уайли Уайта швырнуло в кресло напротив, стюардессу толкнуло к кабине, еврея опрокинуло на сиденье. После досадливых ремарок — нарочито бесстрастных, какие подобают бывалым воздухоплавателям, — мы расселись, Уайли Уайт нас представил.
— Мисс Брейди — мистер Шварц. Тоже близкий друг вашего отца.
Мистер Шварц кивнул яростно, словно говоря: «Правда. Бог свидетель, истинная правда!»
Времена, когда он мог заявить так во всеуслышанье, несомненно прошли; его чем-то сломило. Так, бывает, встречаешь приятеля, изувеченного в аварии или кулачной драке: оглядываешь его и спрашиваешь, что случилось, а он только мычит сквозь выбитые зубы и распухшие губы — и не может ничего сказать.
Физически Шварца никто не калечил: крупный персидский нос и косые тени у глаз были природными — как вздернутый, по-ирландски красный нос моего отца.
— Нашвилл! — воскликнул Уайли Уайт. — Торчать в гостинице! И до Калифорнии доберемся только завтра к вечеру, если не позже. Бог ты мой! Я ведь родился в Нашвилле.
— Наверное, приятно его снова увидеть?
— Вот уж нет! Пятнадцать лет ноги моей здесь не было. Надеюсь, и не будет.
