. Он пытался освободить человечество от разлагающей неудовлетворенности цивилизации — от чувства вины. Неудачным результатом этих усилий было «общество добрых чувств» — единая цель политиков и психотерапевтов современного запада. Очевидно, бессмысленно начинать с такой отправной точки историю цивилизаций — но мне оно вообще не нравится. Если мы хотим стать лучше, надо считать себя плохими.
Еще более пагубен прогресс, каким его представляют некоторые социологи: достижения человека, обусловленные исключительно быстрым развитием головного мозга, — выход на «определенный интеллектуальный и образовательный уровень… развивающаяся, живая, эволюционирующая эманация мозга», как заявил один из них[79]. Возможна маскировка такого понимания каким-либо признаком или свойством — например, письменностью или государственностью как определяющей характеристикой цивилизации — «человеческий символизм, сформулированный на высоком абстрактном уровне значения», по выражению того же автора; но даже самый туманный язык не в состоянии скрыть то, о чем действительно идет речь. «Цивилизации в истории не только представляют разум как силу, — говорит наш автор, — но разум в его манифестированном человеческом обличии присутствует во множестве древних человеческих валентностей или форм»[80]. Подобное неряшливое мышление, сопровождаемое массой неуклюжих метафор, вряд ли вызовет уважение читателя; некоторых оно вводит в заблуждение. Такое понимание приводит к оправданию тирании, когда темп эволюции навязывается, а общества без необходимых «символов» — например, общества без письменности или не организованные как государства — относятся к группе неразумных и не достигших вершин эволюции.
Верящие в прогресс стремятся поместить цивилизацию в его конец. Согласно еще одному высказыванию Тойнби, цивилизация — «это всегда конечное»[81]. Цивилизация трактуется как состояние, которого общества достигают в процессе ухода от примитивизма, как неизбежная фаза эволюции, связанная с ростом разума и мозга или с усовершенствованием технологий; либо движущей силой цивилизации становится социальное развитие, в свою очередь определяемое экономикой и средствами производства либо же демографией и запросами потребления. Одна последовательность: охота, скотоводство, обработка земли, цивилизация; другая: племена, тотемные общества, «сложные» общества; еще одна ведет от племенных вождей к главам государств; еще одна — от суеверий и магии к религии; еще одна начинается со стойбищ и проходит через деревушки, поселки и города. Ни одна из подобных последовательностей не является подлинно универсальной, хотя некоторые из них способны описать определенные фазы развития конкретных обществ. Однако искушение рисовать прошлое исключительно как прогрессирующее удивительно сильна. Льюис Мамфорд, обладавший желчным взглядом на цивилизацию вообще, тем не менее находит в ней прогрессивную основу, благодаря которой «разбросанные поселения» сливаются в города, неписаные законы превращаются в писаные, «деревенские обряды» — в театральные постановки, а магия — в религию, «основанную на космических мифах, которые открывают обширные перспективы времени, пространства и власти»
