Может быть, стоит начать с моего путешествия в Москву? Или с седьмого октября, дня неудавшегося восстания? Оно не закончилось ничем, но по чистой случайности именно с того момента начались мои нынешние материальные невзгоды. Случайностей не бывает! Это тоже кстати и некстати всегда повторял мой отец, но само изречение он позаимствовал, скорей всего, у того или иного немецкого философа, Канта 1 или Канта 2. (Впрочем, шутки он тоже любил).
Только что влетела Ира, сильно расстроенная, со вздымающейся грудью и горящими щеками, в мохнатой шапке.
— Совершено новое нападение, все его ищут! — воскликнула она.
Я спросил, кого ищут.
— Вампира — сегодня ночью он ввалился в квартиру к одной молодой вдове на Большом проспекте. Это уже третий случай на этой неделе. Женщину сразу же отправили в закрытую больницу.
Я спросил, почему.
— Потому что теперь она тоже стала вампиршей, — с детской серьезностью пояснила Ира, — логично, ведь это передается от одного человека к другому.
— Что за ерунда, — сказал я, а сам подумал, глядя на нее с дивана затуманенными глазами: когда она произносит слово «человек», словно оказываешься под душем из шипящих. У меня появилось желание посадить этого румяного мишку к себе на колени, приголубить и приласкать, но это, к сожалению, было невозможно.
— Значит, ты не веришь в вампиров?
— Все это сказки, — отрезал я суровым голосом, — он достался мне в наследство от моего рано умершего отца. — История, искусство, басни для туристов, — все это обман.
Я привел в качестве примера Лох-Несс и еще сказал ей, что и граф Дракула входит в разряд все тех же басен. Во-первых, ерунда эти его острые зубы, а во-вторых…
Ира вышла в коридорчик, сняла сапоги, переобулась в тапочки и снова уселась рядом со мной на диване. Я ощутил дух морозной свежести, идущий от ее одежды.
— В вампирах нет ничего особенного, — продолжала она. — Если человека укусит бешеное животное, он сам становится бешеным. Жертва делается беспокойной, мучается бессонницей и до того остро реагирует на все звуки, запахи и свет, что пугается даже собственного отражения в зеркале. И еще приобретает колоссальную потенцию.
— В нашей деревне жил когда-то поп, отец Тимофей, — рассказывала Ира. — В домике возле церкви, что служила складом для старых тракторов. Он знал секреты природы, был дружен с окрестными котами и умел показывать тысячи фокусов; мы, дети, были от него без ума. Но однажды я увидела, как этот святой отец, с криками и голый, несется по снегу. Его упругий член резко выдавался вперед. Бешенством его заразил укус случайно забежавшей в наши края полярной лисицы. Такое в Сибири часто случается. Прошло несколько недель, и жену генерала из Москвы, ночевавшую в казарме неподалеку, изнасиловали в собственной постели. Преступника пытались поймать, но безуспешно. Через день должен был вернуться из командировки ее муж-генерал. Женщина впала в истерику: если преступление не будет раскрыто, то всем крепко достанется… И к тому же огласка! Тут кто-то вспомнил про отца Тимофея, про то, как он бежал по снегу, об этой его ненормальной потенции — в тот же день бедолагу выволокли из избушки, посадили в грузовик, отвезли в укромное место в лесу и исколошматили, как собаку.
