— Девочка, — хриплым голосом отозвался я и полез в карман за платком — но платка у меня не оказалось. — У нас была…
— Что за жизнь была бы без детей? — не унимался консул. — Ничто, полый стручок, смерть в пустоте… Человек стремится передать не только свой наследственный материал — свои глаза, нос, улыбку — но одновременно свои нормы и моральные ценности. Ведь так, не правда ли?
При том, что сам он был членом религиозно-консервативной партии, его непоседа младший, этот самый Хюберт, видите ли стал социалистом. И все бы ничего, но только ведь он приличный мальчик, который вышел из приличной среды! В этом мире право и мораль тоже по большей части определяются природой, биологией, генами. «Вам это известно?»
Переваливаясь с ноги на ногу, вошла горничная-официантка, забрала ведерко со льдом, кинула на меня гневный взор и гордо удалилась. Пол под ее резиновыми подошвами заскрипел.
— Известно ли это вам? — вторично спросил меня консул.
— Нет, — ответил я, мокрым крючком пальца протирая глаза. — Это для меня абсолютно новый факт…
Посланник начал пространно рассуждать о человекообразных обезьянах, об амебах, о бабочках-самоубийцах, о вечной жестокой борьбе в мире природы, он приплел сюда даже французских рыцарей. «Ген стремится к выживанию, будь то ген альбатроса или полярного медведя, это так просто, всего-то навсего, ну и…» Начитанный человек, консул, эрудит, но, как ни странно, его речь от меня ускользала… До меня доносились лишь отдельные ее обрывки… Бокал почти опустел, я жаждал чего-нибудь покрепче… Что же он хвастался: «У нас тут есть все…» Что это за посольский прием такой? Открыли, так сказать, коробку с печеньем и сразу же снова закрыли крышку… Здорово, нечего сказать…! Бабочки-самоубийцы? Я срочно должен рассказать ему о своем кольце!
— Забота о потомстве, скажем, у крокодила, — по-прежнему звенело у меня над ухом, — но и у человека тоже, по существу направлена на выживание вида. Стремление к самосохранению, это закодированное в генах стремление, у человека постепенно стало принимать вид правил и законов. Так место морали, господин Либман, заняла антимораль: любая форма альтруизма представляет собой по сути чистый эгоизм. Для выживания он исключительно необходим.
— Симметрия, — промычал я, — слизывая с губ капли гладкого вина, и вновь у меня перед глазами возникла башка того фрица из кафе «Чайка», вся в испарине. — Весь этот теперешний русский кризис — всего лишь вопрос симметрии, цветочки и пчелки, и так всё в жизни.
