— Господин Либман! — Она смотрела испуганно, и в ее глазах отразилось то же, что читалось в глазах моей матери всякий раз, когда она слышала позвякивание отцовского ключа в замочной скважине входной двери — неподдельный бессильный ужас.
— Ира… — заикаясь, прошептал я, сгорая от стыда.
Затем эта гриппующая особа отвела меня обратно в номер. Она мурлыкала что-то утешительное. «Почему вы так волнуетесь из-за пустяков?» Я улегся на постель, сделав сперва несколько глотков водки — прямо из горлышка. Это меня очень подбодрило. Я наблюдал (я хорошо это запомнил), как Ира, у которой появилось как будто сразу шесть рук, принялась рыться в шкафах — казалось, что забарахлил затвор моего зрительного аппарата. Я скомандовал себе: «Янтье, сосчитай до трех!» Но длилось это целую вечность!
К вечеру того же дня все мои вещи лежали в шкафу отпаренные и отглаженные. Я подумал: «Случись меня сегодня хоронить, я отойду в мир иной чистым и опрятным. И о чем это я, правда, так волновался?»
На следующий день я проснулся рано. Я дал себе зарок: целый день ни капли спиртного — Янтье Либман, не усугубляй своего положения. Но от такой длинной перспективы, весь день ни капли водки, меня к полудню начало трясти. Надо бы пройтись, длинная прогулка мне совсем не помешает.
Стояла изумительная погода. Я шел вдоль Фонтанки к цирку со стеклянной крышей, это красивое здание построено еще в прошлом веке, вначале я спутал его с оранжереей, из-за сложной стальной конструкции, поддерживающей его изнутри. Перед входом в цирк стоял армейский фургон, из него по металлическому настилу чинно спускался слон. Его действиями руководила хрупкая девчушка с нагайкой в руке, с растрепанной копной волос и голосом, как у сержанта. Перед тем как прошествовать в боковые двери здания, слон победно задрал хобот. Это было веселое зрелище!
Приближаясь к леденцовой церкви, я подумал: «А что, если сегодня вечером консул спросит меня о моей работе? Секретная миссия. Спецслужбы Парижа. Чего ему от меня надо? И дернуло же меня! Придумал, нечего сказать, на свою голову. Лгать дипломату — это все равно что государственная измена? Я и глазом моргнуть не успею, как меня, на основании того или иного соглашения, выдворят из страны. И это станет моим смертным приговором, невероятно, но факт. Мое сердце бешено колотилось, от охватившего меня головокружительного отчаяния. Можно было, конечно, позвонить и отказаться. Меня ведь никто ни к чему не принуждает. Еще этого не хватало!» Я начал кругами ходить вокруг церкви — на меня подозрительно посматривали бродяги и спрятавшиеся за изгородью уличные художники в черных кафтанах с лицами, как у Мессии.
