Чекистка | страница 46
Ни отбитая почка, ни больные легкие (у Веры открытый туберкулез), ни слезные ходатайства родителей — ничто не спасет врага престола…
Власть предержащие знают, как расправиться с крамольницей, как быстрее и вернее доконать ее. И совсем больную, изможденную, с высокой температурой, в ноябре 1907 года Веру везут в далекую ссылку.
И все последующие годы, вплоть до Февральской революции, это непрерывные тюрьмы, ссылки, побеги, эмиграция, возвращение на родину и снова аресты.
Свобода для нее в эти годы — это короткие, мелькающие промежутки между арестами. Но, несмотря ни на что, борьба продолжалась.
ЛИКВИДАЦИЯ ОСИНОГО ГНЕЗДА
«Я еще, вероятно, больна, раз меня одолевают мысли о прошлом», — подумала Вера Петровна. А потом вдруг снова вспомнила ту зловещую ночь…
…Но что с поручиком Сердобольским?
— Поручик бежал. Остальные арестованы. Ну и заваруха! — сообщает сотрудник губчека Корнеев, пришедший проведать Веру Петровну.
Корнеев, несмотря на молодость, уже много лет простоял у кузнечного горна и, вероятно, до старости продолжал бы бить молотом по наковальне. Но революция изменила его судьбу. Корнеев стал большевиком, и губком направил его в губчека.
Милый Корнеев. Такой огромный, неуклюжий и скромный. На совещаниях он всегда выбирает самое незаметное, самое укромное местечко — где-нибудь в углу. Неслышно садится и с напряженным лицом, тихо, боясь шелохнуться, слушает. Это, однако, не мешает ему резать правду-матку в глаза, говорить то, что думает.
С невинным видом может преподнести Корнеев самые обидные вещи, но так, что, право, на него даже не обидишься.
Ясное дело. После корнеевского сообщения уже не помогли ни уговоры врача, ни строгий наказ Олькеницкого оставаться в больнице до полного излечения.
Через день Вера Петровна явилась, как обычно, на работу в просторную комнату губчека. Ровно в десять началось совещание.
— Следствие, пожалуй, начнем с Нефедова, — предлагает Олькеницкий.
— Почему именно с него? — удивляется Вера Петровна. — Чем он покорил твое сердце?
— На мой взгляд, он труслив, истеричен и, следовательно, скорее других заговорит.
— Все заговорят, — безапелляционным тоном басит богатырь Корнеев. — Только духу малость им поддать надо.
— Как это прикажешь понимать?! — в один голос восклицают Олькеницкий и Вера Петровна.
— Что ж тут непонятного? — удивленно разводит своими огромными, напоминающими кувалды, руками Корнеев. — Ежели их благородия говорить не желают, ломаются — в подвал его. Не поможет…