В томительном молчании проходит несколько минут. Наконец директриса обращается к институтке:
— Булич, почему вы отказываетесь посещать уроки закона божьего? В чем дело?
«Тон, кажется, доброжелательный, — отмечает про себя Верочка, — но можно ли ему доверять?»
— Может быть, вам не нравится отец Василий? — продолжает допытываться директриса.
Верочка нервно, похолодевшими пальцами теребит передник.
— О нет, мадам. Дело совсем не в этом.
— Так в чем же? — Соболиные брови директрисы удивленно зашевелились.
Архиепископ, не обративший вначале внимания на девочку, тоже заинтересовался. Он уселся в кресле поудобнее и уставился на воспитанницу своими горящими глазищами. А Верочка не торопится с ответом и все теребит, теребит свой передник, пытаясь собраться с мыслями.
— Оставьте фартук в покое и потрудитесь отвечать! — резко, как удар хлыстом, бросает директриса. И голос ее звучит теперь совсем не доброжелательно.
— Пардон, мадам, — неожиданно вмешивается «капрал», — я хочу… я должна рассказать о Булич ужасные вещи. Просто ужасные!
Директриса окидывает мадемуазель таким взглядом, что та вся съеживается и замолкает.
— Булич, — звучит властный голос директрисы, — потрудитесь-ка сами объяснить свое поведение.
А что Вере сказать? Правду? Нельзя! Скандал неминуем. Представиться глупенькой? Но это унизительно. Солгать? Нет! Лгать она не умеет и не будет. Зачем выкручиваться, хитрить, когда Верочка убеждена в своей правоте. Уж лучше молчать. «Больно упрямая», — говорит о ней няня. Ну и пусть.
Директриса начинает злиться:
— Ну как? Вы долго намерены молчать?
Но Верочка продолжает молчать.
Директриса громко постукивает каблучком, будто отсчитывает секунды. Тогда вновь вмешивается мадемуазель:
— О, мадам, разрешите, простите. Ведь это — негодница. Она — безбожница. Она потеряла всякий стыд. Только и знает, что смущать ангельские души наших девочек. Представьте себе: Библию (голос наставницы начинает дрожать, преисполняется ужасом и благоговением), Библию называет сказкой…
Директриса поражена и возмущена.
— Булич, это правда?
Но что это? Институтка, похоже, не испытывает никакого смущения. Больше того: она и волноваться перестала и даже свой передник оставила в покое. Да, да. Факт. Булич смотрит на директрису прямо, в упор. В ее взгляде решимость.
— Да, правда! — произносит она полушепотом, но твердо и уверенно.
— Позор! — Голос директрисы поднимается до самых высоких нот. — Вы… Вы дочь дворянина, русского дворянина — и такие слова! Пьяный мужик не позволит себе ничего подобного. Вы безнравственная дрянь, которой не место среди воспитанных людей, в приличном обществе.
