«Голос. Але, это отдел?
Дежурный. Что вы хотите?
Голос. Мне нужен Толик.
Дежурный. Какой Толик?
Голос. Ермаков. Он капитан, по-моему.
Дежурный. Что ему передать?
Голос. Я хочу с ним поговорить.
Дежурный. Его сейчас нет. Что ему передать?
Голос. Он мне должен.
Дежурный. Он вас знает?
Голос. В октябре 94-го я выполнил для него кое-какую работу. И он до сих пор не рассчитался. Передайте ему: если не заплатит, я пойду в Генпрокуратуру и расскажу все, что знаю про громкое дело, которое было в октябре 94-го года. И Толику, уверяю, мало не покажется.
Дежурный. Почему вы звоните сейчас, а не семь лет назад?
Голос. Пришлось помотаться по свету. Спасибо вашему Толику. Даже в лагерь пришлось сесть, чтобы не замели по тому очень громкому делу. Вы передайте Толику. Он поймет.
Дежурный. Оставьте ваши координаты или перезвоните.
Голос. Я перезвоню…»
Ермаков удивленно прочел запись разговора. «Что за чертовщина?» Он даже перевернул лист бумаги, словно на обратной стороне могла быть написана разгадка.
Но разгадки и там не оказалось.
В кабинет осторожно вплыл блондин Костя, самый доверенный помощник Ермакова. Он двигался плавно и бесшумно, как питон. А внешне больше походил на белого лемура, завернутого в зеленый лист. Это из-за того, что постоянно носил светло-зеленый костюм.
— Что скажешь? — спросил адмирал, показывая распечатку.
— Мы проверили: звонок был из автомата на углу Покровки и Девяткиного. Выехали, но никого не обнаружили.
Это не удивило Ермакова. Он знал это место: узкая Маросейка, по которой ползут в пробке машины, изгибается и плавно перетекает в Покровку. По сторонам — стеклянные кафешки, магазины, офисы. Между низкими домами, помнившими еще дворян, виляют переулочки, как протоки от улиц. Спрятаться там легче, чем в тайге.
Это в лесной чаще человек выделяется. А на московских улочках, в толпе себе подобных, он незаметен. Подойди к телефону-автомату, позвони. Потом исчезни. Десятки, если не сотни, свидетелей увидят тебя. Но сразу же забудут: им нет никакого дела до того, что кто-то умеет пользоваться таксофоном. Им вообще нет никакого дела до всего, кроме собственных проблем.
— Когда вы искали звонившего, за вами могли наблюдать? — спросил Ермаков.
Костя помолчал, подумал и твердо ответил:
— Да.
За это Ермаков и ценил своего помощника. Любой другой ни за что бы не признался. Да и сам адмирал в подобной ситуации тоже сказал бы «нет». Но Костя знал, когда можно пускать пыль в глаза, а когда надо сказать, как оно на самом деле.
