— Кто-то идет, — всполошился Чесек.
— Это тетя Дора, — сказал я. — Тетя Дора всегда звонит как на пожар. Лучше уходите, пока не поздно. С тетей шутки плохи.
Чесек и Гжесек уже кое-что слышали о тете Доре. Они вскочили как ошпаренные и бросились к выходу. В дверях они столкнулись с тетей. Тетя Дора уставилась на них грозным взглядом, так что оба с перепугу были готовы сквозь землю провалиться.
— Марек, здравствуй, как поживаешь, детка?
— Так себе, тетя.
Я поцеловал ей руку.
— А это что за шантрапа? Опять привел каких-то босяков! — Тетя замахнулась на Чесека и Гжесека зонтиком. — Ну, что вы уставились, убирайтесь! Из-за вас ребенок заниматься не может.
Чесек и Гжесек нырнули в дверь, а тетя снова повернулась ко мне:
— Я всегда удивляюсь твоей матери, как она позволяет тебе водиться бог знает с кем. А где же родители?
— Папа вышел, а мама уехала.
— Уехала? — удивилась тетя. — Что ты говоришь, детка? Почему же я ничего об этом не знаю?
— Мама поехала в санаторий, лечиться.
— Что ты говоришь, Маречек! В санаторий! Ах, эти нынешние врачи! Я так и знала, что этим кончится. Если бы она, бедняжка, слушалась меня! Но твоя мать… Ты тоже что-то неважно выглядишь, детка. — Тетя внимательно посмотрела на меня. — Иди-ка сюда.
Я в ужасе отпрянул.
— Нет, тетечка, я совершенно здоров, это вам только кажется.
Но от тети не так-то легко было отделаться. Она прижала меня к стенке и вынула из сумки ложечку.
— Не бойся, детка, покажи язык. Скажи: а-а-а…
— А-а-а…
Тетя энергично запихнула мне в горло ложку, у меня глаза полезли на лоб, и я поперхнулся.
— Ну конечно, — кивнула она головой. — Опять миндалины увеличены. Это у тебя, детка, наследственное. Вы все такие болезненные.
Но я ее уже не слушал. Блохи принялись за меня с новой силой, и я не мог удержаться от почесывания. Тетя это сразу заметила.
— Почему ты так страшно скребешься, детка? — заботливо спросила она. — У тебя зуд? А ну, подойди поближе…
— Нет, ничего… Это я так.
— Снимай рубашку!
— Тетя, у меня уроки, — простонал я.
— Здоровье прежде всего, Маречек. Раздевайся! — приказала тетя и, несмотря на мои протесты, стащила с меня рубашку. — А это что? — Она нацепила очки и с интересом уставилась на мою спину. — Какая-то гадкая сыпь и краснота. Немедленно в постель.
В отчаянии я залез под одеяло, а тетка принялась ощупывать мой живот. Сначала было просто щекотно, и я захихикал, но потом тетя взялась за дело всерьез и стало больно.
— Ой, ой! — захныкал я. — Не давите, мне больно!
