— Сумасшедшие… в постели… человек… — мычал я, но из-за кляпа ничего нельзя было разобрать.
три…
четыре…
ПЯТЬ…
ШЕСТЬ…
При счете «семь» они толкнули меня к двери, но так неудачно, что я споткнулся о половик и растянулся во весь рост. Теось и Горбач свалились на меня.
— Девять… десять… Мы погибли, не успеем! — взвыл Теось.
Уставившись на фитиль, я замер.
Фитиль догорел до конца, и вдруг… из бомбы потекла какая-то белая жидкость.
Теось и Горбач, онемев, смотрели друг на друга.
— Что это… не взорвалось, — побелевшими губами прошептал Теось.
— Что это там течет? — удивился Горбач. Они осторожно приблизились к бомбе.
— Что-то белое. — Горбач окунул палец в лужицу, понюхал и облизал. — Попробуй! — подставил он палец Теосю.
— Похоже на молоко, — сказал Теось. Горбач, вытаращив глаза, оторопело потирал лоб.
— Что теперь будет… — простонал он.
— Что с тобой? — забеспокоился Теось.
Горбач вскочил как ужаленный.
— Что будет… Я перепутал фляжки! Это отцовская фляжка с молоком…
— А отец, наверное, пошел с нашей бомбой на завод… — прошептал Теось.
— Бежим скорее! — крикнул Горбач и бросился к двери.
— Куда ты?
— На завод! Отец обычно греет молоко в печи. А вдруг взорвется?
Они умчались как сумасшедшие.
Я сидел за столом, подперев голову руками, и тяжело дышал. Не знаю, сколько времени я так просидел, как снова раздался стук в дверь. Но я не двинулся с места. Постучали еще раз, потом дверь тихонько приотворилась и появилось длинное бамбуковое удилище, а вслед за ним — толстячок в резиновых сапогах. В руках он держал ведерко.
— Можно? — вежливо спросил он.
— Нет… нет! — заорал я, вскакивая со стула. Вежливый толстячок, видно, не совсем меня понял.
Деликатно прикрывая за собой дверь, он нежно проворковал:
— Уроки готовишь… Только не отвлекайся, мой мальчик.
И в ту же секунду, не замечая этого, заехал мне в лицо удилищем. Я отшатнулся и схватился за лицо.
— Папа дома? — ласково спросил он. — Мы с ним должны условиться насчет рыбалки. В воскресенье…
Стиснув зубы, я замотал головой.
— А… он еще не вернулся, — просопел толстячок. — Ну ничего, я подожду. Ты только не отвлекайся, мой мальчик.
Я сел за книжки. Рыболов, видно, решил устроиться поудобнее. Он потянулся за стулом и, нечаянно зацепив длинным концом удилища занавеску, разодрал ее надвое.
Огорченный, он принялся поправлять занавеску и тут же другим концом удилища задел саксофон, который с грохотом покатился по полу. Я вскочил, чтобы поднять его, но добряк ласково удержал меня.
