— А вы бы не высадились? — хрипло сказал Кондратьев. Горбовский молчал. — Вы хороши сейчас на ваших Д-звездолетах… Сегодня одно солнце, завтра — другое, а послезавтра — третье… А для меня… а для нас это было первое чужое солнце, первая чужая планета, понимаете? Мы чудом попали туда… Я не мог не высадиться, потому что иначе… Зачем же тогда все?
Кондратьев остановился. «Нервы, — подумал он. — Надо спокойнее. Все это прошло».
Горбовский задумчиво сказал:
— После вас на Планете Синих Песков первым высадился, наверное, я. Я пошел на десантном боте и взял ее с полюса. Ах, Сергей Иванович, как это было нелегко! Полмесяца я ходил вокруг да около. Двенадцать зондирующих поисков! А сколько автоматов мы там загубили! Классическая бешеная атмосфера, Сергей Иванович. А вы ведь бросились в нее с экватора. Без разведки. Да еще на старой, дряхлой «черепахе». Да.
Горбовский закинул руки за голову и уставился в потолок. Кондратьев никак не мог понять, одобряют его или осуждают.
— Так ведь, Леонид Андреевич, — сказал он, — как я мог вернуться на Землю и заявить — так, мол, и так, летел десять лет, долетел до планеты, был около и вернулся. Вы понимаете, был около и вернулся! С пустыми руками! Да вы бы первый меня осмеяли. Ведь верно же?
— Да, — сказал Горбовский. — Пожалуй. Все равно, это было очень дерзко.
И опять Кондратьев не понял, одобряют его или осуждают. Горбовский оглушительно чихнул и быстро сел, спустив с кушетки ноги.
— Извините, — сказал он и снова чихнул. — Я опять простудился. Проваляешься ночь на бережку — и сразу насморк.
— А зачем это — на бережку? — осторожно спросил штурман.
— Ну как же, Сергей Иванович? На бережку лужайка, травка, приятно так рыбка плещется в заводи… — Горбовский опять чихнул. — Извините… И луна на воде — «дорожка к счастью», знаете?
— «Дорожка к счастью» хороша на море, — сказал Кондратьев мечтательно.
— Ну, не скажите. Я сам из Торжка, речушка у нас там маленькая, но очень чистая. А в заводях — кувшинки. Ах, как отлично!
— Ага, — сказал Кондратьев улыбаясь, — в мое время это называлось «тоска по голубому небу».
— Это и сейчас так называется. А на море… Я как-то сидел — на Гаваях это было — ночью, луна изумительная, где-то девушки поют, и вдруг из воды как полезли, полезли какие-то… в рогатых костюмах…
— Кто?!
— Эти… спортсмены…
Кондратьев хохотнул.
— Нет уж, Леонид Андреевич, — сказал он. — Море вы не трогайте. Я и сам не прочь так… в рогатом костюме! А куда вы сейчас ходили, Леонид Андреевич?
