- Он никогда не был в бою?
- Он был для этого «слишком умен». «Туда лезут только идиоты», говорил он.
- Где он родился?
- В Лаупендале, по другую сторону Эссена.
- И жил в этом районе всю жизнь?
- Да.
- Известно ли вам, бывал ли он когда-нибудь в Гюнцбурге?
- Где?
- В Гюнцбурге. Рядом с Ульмом.
- Никогда не слышала, чтобы он упоминал эти названия.
- А имя Менгеле? Упоминал ли он его когда-нибудь?
Она смотрела на него, удивленно вскинув брови, и покачала головой.
- Всего лишь еще пару вопросов, - сказал он. - Вы очень любезны. Боюсь, что мои поиски впустую.
- Не сомневаюсь, что так оно и есть, - улыбнувшись, подтвердила она.
- Поддерживал ли он отношения с кем-то из значительных лиц? Скажем, из правительства?
На несколько секунд она задумалась.
- Нет.
- Дружил ли он с кем-нибудь из заметных людей?
Она пожала плечами.
- С несколькими чиновниками из Эссена, если, с вашей точки зрения, они заметные личности. Кто-то он пожимал руку Круппу, что считал большим событием в жизни.
- Сколько времени вы были замужем за ним?
- Двадцать два года. С четвертого августа 1952 года.
- И за все эти годы вы ничего не знали и ничего не слышали о какой-нибудь международной группе, к которой он мог принадлежать, состоящей из людей его возраста и его же положения в обществе?
- Никогда, - решительно мотнула она головой. - Ни слова.
- И он не вел никакой антинацистской деятельности?
- Абсолютно. Он, скорее, был настроен пронацистски, чем анти. Он голосовал за национально-демократическую партию, но и к ним он не присоединился. Он был не из тех, кого привлекают компании.
Откинувшись к жесткой спинке дивана, Либерман растер ноющий затылок.
- Хотите, я скажу вам, кто на самом деле убил его? - сказала фрау Дюрнинг.
Он удивленно посмотрел на нее.
Склонившись к нему, она убежденно сказала:
- Бог. Чтобы дать свободу глупой девочке с фермы после двадцати двух лет горя и унижений. И чтобы дать Эрику отца, который будет любить его и помогать ему вместо того, кто только обзывал его - это точно, он называл его только «психом» и «дебилом» - за желание стать музыкантом, а не только обеспеченным гражданским служащим. Не нацисты ли услышали мои мольбы, герр Либерман? - Она покачала головой, отвечая сама себе. - Нет, то был Божий промысел, и я возношу Ему благодарность каждую ночь после той, когда Он обрушил стену на Эмиля. Он мог сделать это и пораньше, но я все равно благодарна ему. «Лучше позже, чем никогда».
- Откинувшись на спинку кресла, она скрестила ноги - между прочим, очень красивые - и на лице ее появилась улыбка облегчения.
