- Первым делом, - сказал Либерман, - я хотел бы выразить вам свое соболезнование. Должно быть, сейчас вам приходится нелегко.
Опустив глаза на сцепленные пальцы рук, фрау Дюрнинг сказала:
- Благодарю вас.
Кларнет старательно выводил гаммы, вверх и вниз; Либерман посмотрел в сторону холла, откуда доносились эти звуки и снова перевел глаза на фрау Дюрнинг. Она улыбнулась ему.
- Он очень способный.
- Да, - согласился Либерман. - Вчера я слышал его, когда говорил с вами по телефону. И решил, что играет взрослый человек. Это ваш единственный сын?
- Да, - подтвердила фрау Дюрнинг и гордо добавила. - Его ждет большое будущее в музыке.
- Надеюсь, отец его достаточно хорошо обеспечил, - Либерман улыбнулся. - Не так ли? - спросил он. - Очевидно, после мужа остались какие-то средства для вас и Эрика?
Удивленная фрау Дюрнинг кивнула.
- И еще своей сестре. Каждому по трети. Деньги Эрика лежат в банке. А почему вы спрашиваете об этом?
- Я пытаюсь понять, - сказал Либерман, - причину, по которой нацисты из Южной Америки хотели убить его.
- Убить Эмиля?
Он кивнул, наблюдая за реакцией фрау Дюрнинг.
- И других тоже.
Она нахмурилась, глядя на него.
- Каких других?
- Из той группы, к которой он принадлежал. В самых разных странах.
Ее настороженность стала уступать место изумлению.
- Эмиль не принадлежал ни к какой группе. Вы хотите сказать, что он был коммунистом? Трудно допустить большую ошибку, герр Либерман.
- Он не получал писем? Ему не звонили извне Германии?
- Никогда. Во всяком случае, здесь. Спросите в его бывшей конторе, может быть, там знают о какой-то группе, я-то точно ничего не знаю.
- Я уже был там утром, им тоже ничего не известно.
- Как-то раз, - сказала фрау Дюрнинг, - три или четыре года назад, звонила его сестра из Америки, где была в гостях. То был единственный запомнившейся мне звонок из-за границы. Да и еще как-то раз, еще раньше, откуда-то из Италии звонил брат его первой жены, пытаясь уговорить его вложить деньги во что-то... я не помню толком, что-то связанное с серебром. Или платиной.
- Он согласился?
- Нет. Он очень бережно относился к своим деньгам.
Звуки кларнета достигли ушей Либермана. Снова тот же Моцарт, что и раньше. Менуэт из «Квинтета для флейты» исполнялся просто мастерски. Он вспомнил о себе в том же возрасте, когда ему приходилось по два и три часа проводить за старым «Плейелем». Его мать, да упокой Господи ее душу, с той же гордостью говаривала: «Его ждет большое будущее в музыке». Но кто мог знать, что его будет ждать? И когда он последний раз садился за пианино?
