так важно было захватить Эйхмана и Менгеле, что... - услышав, что было сказано, он несколько смешался. - То есть, Штангля, - поправился он. - Простите, меня увела в сторону какая-то другая мысль.
Они вежливо посмеялись, но ему стало как-то не по себе: здание, которое он возводил, дало трещины; он должен восстановить его, вернуть прежнюю атмосферу.
- Вот почему было так важно захватить Эйхмана и Штангля - не только для того, чтобы осудить их, но чтобы и напомнить всему миру и особенно вам, которые еще не родились, когда все это творилось, что человек, ничем по внешнему виду не отличающийся от всех прочих, такой же, как я и вы, при определенных обстоятельствах может совершать самые варварские и бесчеловечные преступления. Чтобы вы, - он показал на кого- то в зале, - и вы... и вы. Вы... и вы... позаботились о том, чтобы никогда больше не возникли такие обстоятельства.
Все. Конец. Он склонил голову; его захлестнули аплодисменты и он сошел с кафедры, осторожно придерживаясь за его круглый бортик. Переждав, чтобы перевести дыхание, он, повернувшись лицом к аплодировавшим, дождался, пока восстановится тишина.
- Благодарю вас, - сказал он. - Если есть вопросы, я постараюсь ответить на все из них. - Обведя взглядом аудиторию, он кивнул одному из слушателей.
Траунштейнер, склонившись к рулю, вцепился в него обеими руками и, до предела выдавливая газ, стремительно настигал седовласого человека, шагавшего по обочине дороги. Когда в спину тому ударил свет фар, пешеход обернулся, поднял перед глазами сложенный журнал, чтобы защититься от слепящего потока света и сделал шаг назад. Бампер машины вскинул его в воздух и отшвырнул в сторону. Подавив улыбку, Траунштейнер резко развернул машину обратно, едва не упустив из виду бело-синий знак разворота. То и дело нажимая на тормоз и сбрасывая скорость, он повернул налево, на широкую трассу с надписью «Эйсберг-14 км».
- В основном, на пожертвования, - сказал Либерман, - от евреев и от всех прочих, рассеянных по миру. А так же за счет доходов от моих книг и подобных выступлений. - Он показал рукой на задний ряд. Оттуда поднялась молодая женщина, пухлая и розовощекая; она стала спрашивать о деле Фриды Малони.
- Я могу понять, - сказала молодая женщина, - как важно привлечь к суду тех, кто занимал ключевые позиции, кто отдавал приказы. Но не местью ли вы руководствовались в деле Фриды Малони, рядовой надзирательницы, которую привлекли к ответственности после того, как она столько лет была американской гражданкой? Что бы она ни делала во время войны, не компенсировано ли это ее последующей жизнью? Она приносила большую пользу и была достойным человеком. Она учила детей и так далее. - Молодая женщина села.
