Байнон кивнул.
- Сколько убийств вообще должно произойти?
Либерман взглянул на него.
- Куча, - сказал он. Выпустив руку Байнона, он выпрямился и, прощаясь, кивнул всем остальным. Засунув крупные кисти в карманы плаща, он повернулся и быстро зашагал к шуму и гулу Ринга.
Четверо сидящих на скамейке смотрели ему вслед.
- О, Господи, - сказал Байнон, и Фрейа Нойштадт печально покачала головой.
Дермот Броди, наклонившись, сказал:
- Что он тебе тебе сказал на прощание, Сид?
- Чтобы я попросил продолжать сбор вырезок, - Байнон засунул блокнот и ручку в карман пиджака. - Вроде намечается не одно, а три или даже шесть убийств. А может, еще больше.
Пол Хигби вынул изо рта трубку и сказал:
- Смешная мысль: он абсолютно прав.
- Ох, да бросьте эту чушь, - сказала Фрейа. - Какой-то нацист ненавидел его через телефон?
Байнон взял свой стаканчик и откусил кусок сандвича.
- В последние два года ему крепко досталось, - сказал он.
- Сколько ему лет? Постаралась уточнить Фрейа.
- Точно не знаю, - сказал Байнон. - Ах, да, вспомнил. Как раз в районе шестидесяти пяти, насколько мне помнится.
- Ты понимаешь? - обратилась Фрейа к Полу. - Значит, нацисты убивают шестидесятипятилетних людей. Совершенно законченный параноидальный бред. Через месяц он скажет, что они охотятся и за ним.
Дермот Броди снова склонился вперед и спросил у Байнона:
- И ты в самом деле собираешься поставлять ему эти вырезки?
- Конечно, нет, - ответила Фрейа и повернулась к Байнону. - Ведь ты не собираешься этим заниматься, верно?
Держа в руке сандвич, Байнон сделал еще глоток вина.
- Ну, я ему сказал, что попытаюсь, - пробормотал он. - И если я этого не сделаю, он по возвращении будет докучать мне. Кроме того, Лондон решит, что я тружусь над какой-то темой. - Он улыбнулся Фрейе. - Никогда не мешает создавать такое впечатление.
Не в пример многим мужчинам его лет, шестидесятипятилетний Эмиль Дюрнинг, в недавнем прошлом второй помощник заведующего Комиссией Общественного Транспорта в Эссене, не позволил себе стать рабом привычек. Выйдя на пенсию и обосновавшись на жительство в Гладбеке, что располагался к северу от города, он решил обратить особое внимание на разнообразие порядка дня. Он выходил за утренними газетами в самое разное время в первой половине дня, посещал свою сестру в Оберхаузене от случая к случаю и проводил вечера - когда он в последний момент не принимал решения остаться дома - в любом баре поблизости, потому что у него не было излюбленного заведения. Точнее, у него их было три, и он делал выбор, куда направить свои стопы, лишь выходя из дома. Порой он возвращался через час- другой, а случалось, засиживался и до полуночи.
