Конечно, художественную силу такого масштаба, как Высоцкий, нельзя свести к одной теме или к одному жанру. Мастерство его и в том сказалось, что он мог работать в разных регистрах. Мог писать вполне милые песенки геологически-туристического характера вроде той, из фильма «Вертикаль» («Но вот исчезла дрожь в руках»). Мог искать интеллигентский компромисс (про «Аэрофлот»: «И я лечу туда, где принимают»). Но мог и приникнуть к древним истокам, дать настоящую, архетипическую русскую песню. Такова гениальная «Кривая и нелегкая». Здесь уже советской власти нет, здесь Русь, здесь Русью пахнет. И есть у него – моя любимая – песня почти что чисто автобиографического характера «Прерванный полет» («Кто-то высмотрел плод»). Художник сомневается в себе, чувствует, что чего-то недосмотрел, до чего-то не дошел. В сущности это, так сказать, неверная песня: Высоцкий дал свой максимум, он реализовался как художник. Но в свете трагически ранней смерти Высоцкого она приобретает иной, уже прямой смысл: он не допел, не спел всего, что мог. И это уже не только его, но и наша беда.
Source URL: http://www.svoboda.org/content/article/24881847.html
* * *
Платонов для американцев
Александр Генис: На американском книжном рынке появился новый перевод Андрея Платонова. Это один из его самых загадочных опусов “Счастливая Москва”. Книгу встретила вдумчивая рецензия регулярного автора “Книжного обозрения” «Нью-Йорк Таймс», критика и переводчицу, изучавшую русский язык в Йельском университете, Лизл Шиллингер. В своей статье она с изумлением отметила, что явление американского Платонова потребовало усилий целой группы переводчиков. Это - Роберт и Элизабет Чандлеры, которым помогали Надя Бурова, Анджела Ливингстон, Эрик Найман и Ольга Меерсон.
Несмотря на эти беспрецедентные усилия, пишет рецензент, американского читателя ждет встреча с текстом, написанным на изломанном, малопонятном языке, который, однако, адекватно передает русский оригинал. Еще сложнее оценить содержание платоновских текстов, которые не имеют ничего общего с теми, к которым привык даже интеллигентный американский читатель, знающий Булгакова и Бабеля, но не готового к парадоксальному гению Платонова.
Борис Парамонов: Самое интересное в рецензии – это то, что автор ее говорит не столько о Платонове и данной его вещи, сколько о переводе «Счастливой Москвы», отмечая такой, например, парадоксальный факт, что переводчик взялся за этот труд вторично, после первого перевода, выполненного в 2001 году. В общем, проводится мысль, что Платонова нельзя правильно перевести на английский, а значит, и понять его невозможно.
