— Кого? — туповато спросил он.
— Меня. Вот эту, — она показала пальцем на серединку мелового круга. — Которая тут перед вами стоит… Я подумала, — это она очень дружески проговорила, — наверное, вы давно ни с кем не разговаривали. А?
— Почему же? Может, я каждый день разглагольствую. С утра до ночи.
— Нет, этому я не поверю.
— Я тоже.
— Приготовиться! Все по местам! По местам! Эй, на моторке! По свистку, самый тихий вперед! Ветродуй!
Заверещал свисток, загремела моторка, и корабль еле заметно сдвинулся с места. Взревел мотор ветродуя.
— Ну как теперь получилось? — потирая руки, спросил Эраст Орестович после того, как корабль остановился у пристани.
Оператор в непроницаемых темных очках бесстрастно кивнул:
— Прекрасно. Трос от лодки попал в кадр.
Опять дали отбой, и корабль потащили обратно от пристани «готовить к приплыванию», как скомандовали с берега.
Плавная музыка стекала сверху по зеленому травянистому косогору, толпа нестройно галдела. Маленький самолетик со вторым оператором пролетел над рекой, снимая торжество «приплывания» сверху, потом все стихло, и в пятый раз они вернулись на свое место в магический круг.
— Я так до сих пор и не понял, от кого это мы вас отбили и теперь на берег доставляем к этим боярам?
— От одного злодея. Он меня похитил прямо со свадьбы, как Черномор, да вот ушкуйники догнали.
— Это что же, вроде оперы какой-то?
— Раскрашенная картинка с добрыми молодцами и Царь-Девицей.
— Вам самой не нравится? Да? Зачем же вы снимаетесь в ней?
— Почему я тут снимаюсь? А потому, можете себе представить, что такая уж у меня профессия — сниматься. Так же, как, Ю скажем, пловцу обязательно надо плавать на свою дистанцию, пока он в форме и его другие не обогнали. А в какой воде плавать, это не от него зависит, знаете ли!
Он с изумлением увидел ее совсем новое лицо. Казавшееся ему прежде равнодушным, застывшим в самодовольстве своей правильной миловидности, теперь оно нервно и не очень красиво дергалось от презрения или досады — трудно было понять.
— Я, конечно, в этом не разбираюсь… Но, по-моему, если человеку не нравится его работа, отказаться-то он может? Никто вас не заставляет, я думаю?
— О нет, никто! Я всегда могу отказаться. Сколько угодно! Целый год могу. И два, и пять могу, а там мне и отказываться не надо будет. Никто уговаривать не станет… Вы что, не способны понять: мы же временные. Упустил время и пропал…
С берега заверещали сигнальные свистки.
— Ну, вот, пора, опять наше шествие с приплыванием. Давайте руку.
