Кривя губы, Лидия беспомощно глядела в глаза Леониду, словно ожидая от него каких-то слов, способных отогнать от неё нависшую беду, и её подбородок мелко-мелко дрожал.
— Лёнечка, неужели это — всё, неужели — конец?.. — Внезапно её горло перехватил спазм, и, будто подавившись, она натужно икнула. — Неужели вот так… как глупо… — хрипло выдавила она и прикусила нижнюю губу зубами. — Как же всё нелепо… нелепо и жестоко…
— Лидочка, ну ты же у меня сильная, не надо плакать, слышишь? — Леонид хотел коснуться руки Лидии, но, уже потянувшись, вдруг внезапно передумал и положил свою ладонь поверх её одеяла. — Лидочка, перестань!
Тополь осторожно покосился на жену, проверяя, заметила ли она его жест, но та, полностью погружённая в свои переживания, не придала никакого значения подобной ерунде.
— Лёня, я хотела тебя кое о чём попросить, — дрожащим голосом проговорила она и сделала глубокий вздох, как бы собираясь с мыслями. — Когда меня не станет… — Она на миг затихла, то ли прислушиваясь к собственным словам, казавшимся чужими и странными, то ли ожидая, что Тополь её прервёт. Но он молчал, и после недолгой паузы, так и не дождавшись его реакции, она продолжала: — Когда ты останешься один… мне бы хотелось, чтобы всё это, — она обвела комнату дрожащей рукой, — чтобы всё это осталось у тебя.
— Лидия, не говори так! — с укором произнёс Леонид, но тут же прикусил язык, опасаясь, как бы Загорская, внемля его совету, и впрямь не замолчала.
— Я понимаю, тебе неприятен этот разговор, но у нас слишком мало времени, чтобы разбрасываться им впустую.
В словах Лидии прозвучала горечь, и на какой-то миг в душе Тополя появилось что-то похожее на жалость, но тут же, мелькнув, испарилось без следа, вытесненное более насущными проблемами, и в самом деле не терпящими отлагательств.
— Я сделаю всё, как ты скажешь, — прошептал он и, словно подчиняясь необходимости, смиренно опустил голову.
Боясь, что Лидия может заметить довольную улыбку, которую он всеми силами старался скрыть, Тополь отвёл взгляд в сторону, болезненно нахмурился, как будто это он, а не Лидия, собирался нанести скорый визит праотцам, и на всякий случай, изображая крайнюю степень скорби, даже прикрыл веки, поэтому не заметил ни хищного блеска карих глаз Загорской, ни уголков её губ, опустившихся и буквально впившихся в кожу.
— Я понимаю, насколько тебе тяжёл и неприятен этот разговор, и ещё я знаю, случись подобное с тобой, ты бы поступил точно так же. — Из-под полуопущенных век Лидия увидела, как от её слов передёрнулось лицо Тополя, и ощутила истинное удовольствие кошки, играющей с мышью по своему усмотрению.
