— Именно так оно и есть. Я отдал приказ разоружить всех солдат-армян, согнать их в лагеря и тщательно охранять.
— Не означает ли это сокращение численности наших войск?
— Послушай, Мустафа, лучше располагать меньшими силами, но быть уверенным, что тебя, по крайней мере, не предадут. Армяне — это проблема, и эту проблему мы должны устранить.
— Я согласен с тобой, Исмаил. Требования армян неприемлемы. Армянскому государству не бывать.
— Будет лучше поступить с армянами так, как мы поступили с греками, получившими свободу. Их следует изгнать из страны.
— Но куда? У них нет территории, на которой они могли бы обосноваться.
— Как только они покинут Турцию, это перестанет быть нашей проблемой.
Мустафа Кемаль посмотрел Исмаилу в глаза. Этому человеку с кучкой офицеров во главе младотурков[34] удалось революцией расшевелить закоснелое оттоманское общество, но было в нем что-то, что вызывало беспокойство. О евреях в Салониках, об армянах и курдах он говорил так, словно они не были турецкими подданными. Исмаил страстно желал создания сугубо мусульманского государства. Мустафа же предпочитал более свободное общество — по типу обществ европейских соседей. Он родился в Салониках, то есть в Европе. Последние месяцы он провел в Софии, столице Болгарии. Там у него родилась идея секуляризации государства — отделения религии от официальной власти.
— Турция — это мусульманская страна, Мустафа. Только Аллах способен вернуть нам былое могущество, но перед этим мы должны очистить наш дом от скверны.
Афины, 15 января 1915 года
Никос Казанцакис был больше похож на конторского служащего, чем на философа. Пенсне на тонком носу, небольшие глаза, открытый лоб и редкая бороденка придавали ему довольно заурядный вид. Казалось, этот невысокий человек в сером костюме, чистой белой сорочке с коротким галстуком чувствует себя неловко. Он был любезен, но его манеры оставляли желать лучшего. Он напоминал отшельника, которого приговорили жить в городе.
— Никос Казанцакис, это мои друзья. — Гарстанг представил каждого своего спутника в отдельности.
— Очень приятно, — сказал Никос, отводя взгляд, словно ему было стыдно смотреть этим людям в глаза.
— Я нуждаюсь в вашей помощи. Как только я оказался в Афинах, сразу же взял на себя смелость потревожить вас, — посетовал Гарстанг.
— Не беспокойтесь, господин Гарстанг, в Париже вы были одним из немногих, кто не покидал реального мира. Вы и мой дорогой друг Генри Бергсон, — уточнил Никос.
