Его подбородок и щеки всегда были тщательно выбриты, а на верхней губе чернели усы — пушистые, мягкие и, можно сказать, добродушные. Отец Альберт был еще не стар, но умудрен жизнью, и пользовался уважением у самых древних стариков Атабаска На Закате.
Впрочем, сегодня Даниэль не был уверен, что преподобный отец поистине мудр.
Он не стал садиться, а остановился напротив священника, взялся за спинку кресла, уставился на зеленый кленовый лист, нарисованный на лбу отца Альберта. Он не хотел начинать разговор первым, и преподобный отец, выждав с минуту, заговорил сам:
— Ты хотел спросить об Элисии?
— Я хотел, чтоб вы нас обвенчали.
У священника удивленно приподнялись брови, зеленый лист на лбу шевельнулся.
— Дани, я знаю: ты парень решительный, но… Твои родители, насколько мне известно, против.
Даниэль кивнул.
— Тем не менее, я прошу, чтоб вы это сделали. Сегодня.
Добрый взгляд отца Альберта стал строгим.
— Ты очень торопишься, сын мой. Что-то натворил? Садись же; я тебя выслушаю. — Священник подвинул одно кресло к теплу угасающего камина и уселся, аккуратно подобрав полы рясы. Его тщательные, неторопливые движения свидетельствовали, что преподобный отец сильно взволнован, но старается себя не выдать. Даниэль и сам это ясно ощущал.
Он рассказал про недавнюю встречу с дурачком Баком, про их короткую схватку.
— Колдун хотел дать какой-то знак, — закончил он, — но я еще не понял, какой. Вряд ли это было просто: «Оставь Элисию в покое, отступись».
Пер Альберт задумчиво погладил подбородок.
— Он легко мог тебя уничтожить. Вложить кинжал в руки Бака… или овладеть сознанием молотобойца и поставить перед тобой куда более страшного противника, чем дурачок. — Священник помолчал. — Как ты намерен ее защитить?
Даниэль посмотрел на свои ладони.
— У меня есть лук, меч и лорс. И собака. Полагаю, этого достаточно.
— Ты самонадеян, сын мой, — проговорил отец Альберт негромко.
— Возможно. Но я уверен: мы еще встретимся с колдуном. Я смогу разобраться, чего он хочет. И тогда буду знать, как уберечь Элисию.
— Ты непростительно самонадеян, сын мой, — повторил преподобный отец.
— У меня нет выхода. Я не отдам ее колдуну и не позволю убежать еще дальше, в незнамо какую глушь. Он и в Ванге ее найдет, если захочет.
— Может, он надеется тебя отпугнуть? Он ревнует?
— Ревнует? Колдун?!
— Я бы рискнул предположить — звучит чудовищно, но все же — что раньше он был священником из Аббатств. Скажем, Нечистому удалось перетянуть его на свою сторону, однако в нем сохранилось нечто человеческое. Чувства. Любовь к женщине, ревность… Судя по тому, что Элисия о нем рассказала, это похоже на правду.
