— Шейла! На заднем сиденье живая женщина!
Таванде было все равно, и Мэри тоже, и я вовсе не была уверена в том, что это интересно мне. Ричи переключил передачу с нейтральной на первую и перенес ногу с педали тормоза на газ. Я чувствовала, как движутся его ноги под моим левым плечом. С заднего сиденья донесся приглушенный стон. Я взглянула в лицо Ричи. Он улыбался.
Когда он собрался дать полный газ, я потянулась вверх — туда, где на рулевой колонке была коробка передач, — и перевела механизм на парковку. Затем сломала рычаг переключения передач.
— Ты обещала слушаться меня, — упрекнул он, вглядываясь в мое лицо.
Ричи выглядел так, словно его предали: глаза широко распахнуты, брови нахмурены, линия рта обмякла… Двигатель рычал, но машина не трогалась с места.
Во мне полыхнул огонь. На этот раз он причинил мне немалую боль в наказание за то, что я сделала больно Ричи. Мука скрутила меня. Я закашлялась, подавилась собственным языком, горло распухло и запылало, как в огне; запястья и лодыжки тоже горели, и грудь жгло неимоверно, а между ног бушевал целый столб пламени, устремлявшийся вверх, в меня… Я хотела попросить прощения, но лишилась голоса.
— Ты же обещала, — голосом маленького обиженного мальчика повторил Ричи, глядя вниз, на меня.
Я кашляла. И чувствовала, как силы покидают меня, руки и ноги коченеют, как, впрочем, и полагается трупу. Я с мольбой подняла парализованные руки ладонями вверх так высоко, как только смогла, но теперь я могла лишь сгибать локти. Таким был последний жест Таванды.
— Не двигайся, — послышался голос. — Руки на руль.
Мы обернулись на голос. Рядом с машиной стоял человек и через открытое окно целился в Ричи.
Рука Ричи, минуя руль, незаметно потянулась ко мне.
— Еще одно движение, и я стреляю, — предупредил мужчина. Рядом с ним возник еще один человек; первый немного подвинулся, все так же держа голову Ричи под прицелом, а второй надел на Ричи наручники.
— Вот и все, — проговорил первый, и оба они — первый и второй — вздохнули с облегчением.
Скрючившись, я лежала на сиденье: руки согнуты в локтях, ноги — в коленях. Когда они вытащили Ричи из машины, я соскользнула с его коленей и так и осталась лежать окоченевшей. Шея изогнулась под неестественным углом, голова откинулась на сторону.
— Ей нужна медицинская помощь! — крикнул кто-то.
Я слышала, как с заднего сиденья вытаскивают женщину, и размышляла о смерти Таванды и Мэри.
Таванда подняла меня из могилы и унесла за столько миль от нее. Мэри, должно быть, умерла в тот час, когда бабушка прокляла меня и выгнала из дома. Но Шейла? Можно сказать, что я была годами беременна Шейлой, и родилась она в могиле. Она все еще смотрела на мир моими глазами и слышала моими ушами, пусть даже остальная часть меня умерла. Шейла бодрствовала во мне и все чувствовала в то самое мгновение, когда смертная боль уступила место ясным воспоминаниям о том, что вытворял со мной Ричи, пока в последний раз не накинул мне на шею петлю.
