— Роберт, — повторяла бабушка, и я слышал, как поет в ее голосе петидин,[8] — ты слышишь меня, Роберт?
И ни с того ни с сего у меня вырвался вопрос:
— У моих родителей были часы?
— Часы?
— Большие напольные часы с маятником?
Бабушка молчала так долго, что на сей раз я начал думать, что она повесила трубку.
— У твоего дяди были часы, — наконец ответила она низким, чужим тоном.
— У дяди?
— Его звали Дон. Он тебе дядя по отцу.
— Что случилось с теми часами?
— Роберт, я хочу, чтобы ты приехал…
— Что случилось с часами, ба?
— Откуда я знаю? Не мог же он их оставить, правда? Наверное, он их продал.
— Что ты имеешь в виду?
Но она не отвечала.
С минуту я прислушивался к ее петидиновому сну, потом в ухе у меня зазвучал голос куратора:
— Она задремала. Если вы хотите, я могу перезвонить позже.
Краем глаза я увидел чью-то тень и поднял взгляд. В дверях стоял Льюис.
— Нет, не стоит. Я позвоню утром.
Я повесил трубку и уставился через стол на Льюиса. По его лицу блуждало странное выражение.
— Что? — спросил я.
— Я насчет Даны Макгвайр.
— И что насчет нее?
— Мы ее нашли.
* * *
Восемь часов спустя я приземлился в облачную полночь в Логане. Для поиска Даны Макгвайр мы обратились в частное сыскное агентство, и один из сыщиков, мужчина спортивного телосложения, с абсолютно ничего не выражающим лицом, встречал меня в аэропорту.
— Вы договорились со студией? — спросил я в машине, и по его ответу, краткому «да», сразу становилось понятно, что он думал о студийных работниках.
— Команда на месте?
— Устанавливают освещение.
— Как вы ее нашли?
Он перевел взгляд с дороги на меня; свет и тени от уличных фонарей волнами переливались по его лицу.
— У мертвых мало фантазии. Стоит закопать свежего покойника, и они уже там, роют. — Он издал невеселый смешок. — Пора бы перестать их хоронить.
— Думаю, дело в традиции.
— Возможно. — Он ненадолго замолчал, потом продолжил: — Нашли так: разослали наших агентов по кладбищам и ждали. Вот и все.
— А почему тогда так долго?
Какое-то время тишину нарушало только шуршание шин по мостовой да где-то далеко в ночи заливалась сирена. Агент опустил стекло со своей стороны и с чувством сплюнул в окно.
— В таком городе, как Бостон, — сказал он, — чертова туча кладбищ.
Кладбище, к которому мы подъехали, оправдало все мои ожидания: расположенное на дальней окраине, неухоженное, с источенными непогодой готическими памятниками будто с голливудской съемочной площадки. И когда я выходил из машины, мне подумалось, что было бы гораздо уютнее, будь оно так на самом деле: кольцо огоньков на вершине холма всего лишь декорации, а старый добрый мир остался прежним. Но мир изменился, и оборванные фигуры, разрывающие могилу, не были актерами. Не говоря о том, что унюхал я их еще издалека — от них исходила тошнотворная вонь разложения. К тому же начал накрапывать дождь, настоящий бостонский дождь, холодный и нескончаемый, как и полагается в конце блеклого, изнурительного декабря.
