Борис Парамонов на радио "Свобода"- 2009 | страница 30




Такую несусветицу начинали вдалбливать уже школьникам. Гоголя “проходили”, помнится, с шестого класса, заставляли читать и писать “изложения” “Тараса Бульбы” - самого порочного гоголевского сочинения, в котором темная его натура сказалась крайне болезненно, вне какой-либо трансформирующей художественной сублимации. “Тарас Бульба” - это садистическая мизогинная фантазия, лишенная если не главного, то непременного гоголевского элемента – юмора. Залежи чистого юмора обнаруживали в “Вечерах на хуторе близ Диканьки”, еще Пушкин говорил о “настоящей веселости” этого сочинения. По этому поводу с не оставляющей сомнений ясностью высказался Набоков: “Когда мне кто-нибудь говорит, что Гоголь “юморист”, я сразу понимаю, что этот человек не слишком разбирается в литературе”. И еще: что самая кошмарная картина, предстающая воображению,- это Гоголь, непрерывно пишущий на диалекте этнографическую прозу про веселых парубков и лихих казаков, то есть те самые Вечера и Бульбу.


Конечно, нельзя отрицать гоголевский юмор, он наличествует и у зрелого Гоголя, но это юмор не ситуаций, а языка. “Веселость” возникает как эстетическая радость в восприятии гоголевских словесных загогулин. Но здесь у Гоголя всегда наличествует элемент гротеска, карикатуры. И вот на это обратил внимание Розанов еще в конце позапрошлого века, говоря о гоголевском языке, персонажах и картинах:

Диктор: “Это – мертвая ткань, которая каковою введена была в душу читателя, таковою ею и останется навсегда... на этой картине совершенно нет живых лиц: это крошечные восковые фигурки, но все они делают так искусно свои гримасы, что мы долго подозревали, что уж не шевелятся ли они... они все ... произошли каким-то особым способом, не имеющим ничего общего с естественным рождением: они сделаны из какой-то восковой массы слов...”.

Борис Парамонов: Если же нет живых лиц, то какой же это реализм? А если не реализм, то как можно говорить о сатире? Сатира по определению направляется на подлинные жизненные обстоятельства, бичует настоящие пороки настоящих людей. Но гоголевские персонажи – не настоящие люди. Розанов дает сравнение: пушкинский Скупой рыцарь и Плюшкин. Первый, при всех его негативных качествах – живой человек, а второй, Плюшкин, - какой-то фантастический морок. Гоголь не обличал реальное зло русской жизни, а клеветал на Россию, на жизнь вообще – делает вывод Розанов.

Диктор: “Самая суть дела и суть “пришествия в Россию Гоголя” заключалась именно в том, что Россия была или, по крайней мере, представлялась сама по себе “монументальною”, величественною, значительною; Гоголь же прошелся по всем этим монументам, воображаемым или действительным, и смял их все своими тощими, бессильными ногами, так что и следа от них не осталось, а осталась одна безобразная каша...”.