— Не невидимкой, а просто он зелёный. Сливается с травой. Вот мы его и не видели. Как зелёная гусеница на зелёном листе. Или серая ящерица на камнях.
— Вот ещё! Ты что, не знаешь, что на свете есть много невидимых растений и зверей?
— Да не невидимы они, просто у них защитная окраска. Они сливаются с окружающей средой, чтобы спрятаться от своих врагов.
— Или наоборот: чтобы легче было выследить добычу, — добавил Наско. — Например, белый медведь среди снега и льда. Или царь зверей лев. Он ведь самый сильный в степях и пустынях, ему бояться некого, а шкура у него жёлтая, как песок или пожухлая от солнца трава.
— Ты говоришь, как по учебнику.
Так мы ни до чего и не договорились. А на следующий день Наско опять начал:
— Как ты думаешь, сколько живых существ может находиться на берёзе одновременно?
— Сколько? Наверное, с десяток наберётся.
— Тысячи, тысячи! — завопил Наско. — Я читал, что берёза — это настоящий небоскрёб, где живут тысячи жителей!
— Да ну?! А где же они?
— Где? — ответил Наско вопросом на вопрос. — А где миллионы насекомых, которые приходятся на каждый гектар луга? А где миллионы насекомых, живущих в садах и на полях?
— Под шапкой-невидимкой, — подыграл я Наско.
Наско не обратил на это внимания.
— Многих из них, конечно, не увидишь. Они живут под корнями, в земле, живут под корой и в древесине. Но немало насекомых живут прямо у нас на виду, и всё же мы их не видим. Потому что они действительно невидимы.
— Но ты же не желаешь быть «невидимым», как кузнечик или белый медведь. Ты хочешь стать действительно невидимым!
— Да. Как Гриффин.
Всего неделю назад мы читали роман Герберта Уэллса «Человек-невидимка».
— Жалко, что так глупо разбилась эта пробирка, — вздохнул Наско, — а то бы…
— Но Гриффин и всё, что с ним случилось, — это ведь писатель сам напридумывал.
— Знаю, что напридумывал. А всё-таки что-то в этом есть.
— Гриффин сам мог становиться невидимым, а одежда-то его была видна! — возражал я Наско. — Чтобы стать невидимым, ему надо было раздеться догола! Можешь себе представить, как ты побежишь голый по снегу и потащишь санки на горку?
— А что, могу. Было бы очень даже интересно!
Вот так всегда: уж если Наско заведётся, то его не удержишь. Через пару дней весь класс только об этом и говорил.
— Если бы я стал невидимым, — сказал я, — я бы подглядел в журнал. Интересно, какую отметку тебе поставит товарищ Николов за такое открытие.
— Если я стану невидимкой, — сказал Милчо, — я пройду в кино без билета и просижу подряд три сеанса.
