Сердца четырех | страница 4



– Я, как старый флибустьер, пройти мимо не могу. За мной, юнга! – махнул он авоськой и захромал к вагончику.

Олег двинулся следом.

– Дверь открыта, замка нет, свет не горит. Никак, побывали краснокожие!

Они подошли к вагончику. Старик поднялся по ступенькам, вошел. Нащупал выключатель, пощелкал:

– Ага. Света нет. За мной, Олег.

Олег вошел следом. Внутри вагончика было тесно. Пахло краской и калом. Уличный фонарь через окошко освещал стол, стулья, ящики, банки с краской и тряпье.

– Ну вот, – пробормотал старик, и вдруг отбросив палку и авоську, опустился перед Олегом на колено, неловко оттопырив протез. Его руки схватили руки Олега:

– Олег! Милый, послушай меня… я старый несчастный человек, инвалид войны и труда… милый… у меня радостей-то хлеб, да маргарин… Олег, миленький мой мальчик, прошу тебя, позволь мне пососать у тебя, милый, позволь, Христа ради!

Олег попятился к двери, но старик цепко держал его руки:

– Миленький, миленький, тебе так хорошо будет, так нежно… ты сразу поймешь… и научишься, и с девочками тогда сразу легче будет, позволь, милый, немного, я тебе сразу… и вот я тебе десятку дам, вот, десятку!

Старик сунул руку в карман и вытащил ком бумажных денег:

– Вот, вот, десять… двадцать, четвертной, милый! Христа ради!

– Ну что… – Олег вырвал руку и выскочил за дверь, сбив со стола банку с окурками.

Потеряв равновесие, старик упал на пол и некоторое время лежал, всхлипывая и бормоча.

Вдруг в двери показалась фигура мальчика.

– Олег! Умоляю! – дернулся старик.

– Не Олег, – тихо ответил мальчик, входя.

– Сережка? Следишь, стервец… Господи…

– Генрих Иваныч, а я Реброву все расскажу, – произнес мальчик, притворяя дверь.

– Стервец, ну, стервец… – заворочался старик, приподнимаясь, – стервецы, сволочи… Господи, какие гады…

Мальчик подошел к окну и стоял, поглядывая на старика.

Старик нашел палку, собрал деньги и, стоя на колене, засовывал бумажки в карман пальто:

– И все против меня. Все и всё. Я же не клоун, Господи…

– Вы же договор подписали, – проговорил мальчик, – а сами опять…

– Сережа… Сережа! – старик подполз к нему, обхватил его ноги, прижался лицом к куртке. – Бессердечные… люди…

Вдруг он отстранился и почти выкрикнул:

– Вот что, стервец, ты меня не учи!

– Я-то учить не буду. Ребров будет учить.

– Я плевать, плевать хотел! – затрясся старик. – Я срал и ссал на вас! Срал и ссал! Гады! Я сам ответственный! Сам!

– Мы все – сами… – мальчик посмотрел в окно.

– И вот что, Сережа, – строго произнес старик. – Ты со мной не пререкайся!