— Там есть и мое имя, — сказал Трей, снова сжав мне руку.
— Поосторожнее, — бросил ему я, растирая кисть после его хватки.
— Тебе осторожность тоже не помешает, — огрызнулся Трей. — Скалишься во весь рот, будто уже принц и красуешься перед папарацци.
— А тебе это не по вкусу?
Я улыбнулся еще шире и махнул рукой, как это делают политики на массовых сборищах. Кто-то поймал кадр на свой мобильник. Ну вот, я же не просил. Им самим это нравится.
— Тебе нельзя было позволять рождаться на свет, — заявил мне Трей.
— Благодарю за откровенность.
Я подумал, что надо проголосовать за Трея. Так, из вежливости. Трей еще потянет на среднего комика, а в остальном… Ни кожи ни рожи. Да и семья у него — ничего особенного. Его отец — врач или что-то в этом роде. Когда в школьной газете опубликуют результаты голосования, Трей будет долго чесать затылок, созерцая себя на последней строчке, а то и вообще не увидит своей фамилии.
С другой стороны, клево получить парочку голосов от тех, кто по положению почти равен мне. Особо злить Трея не стоит. Он меня боготворит. Или заискивает передо мной, что больше похоже на правду. Настоящий друг искренне желал бы мне победы. Но настоящие друзья остались только в старых книгах. Отец с детства внушал мне другую истину:
«Не будь простаком, Кайл, и не обманывайся на блестяшках вроде дружбы и любви. Ты каждый раз будешь убеждаться, что единственный, кто тебя по-настоящему любит, это ты сам».
Мне было лет семь или восемь, когда я услышал от него эти слова.
— Пап, а как же ты? — спросил я.
— Что?
— Ты же меня… любишь? Меня. Нас. Твою семью.
Прежде чем ответить, он долго глядел на меня.
— Это совсем другое, Кайл.
Больше я никогда не спрашивал отца, любит ли он меня. Я понял: тогда, в первый раз, он сказал правду.
Я сложил бюллетень, чтобы Трей не видел, кого я вписал. Разумеется, самого себя. Я знал, что Трей тоже впишет свое имя, но это совсем другой уровень.
— Отвратительно! — вдруг послышалось из дальнего угла класса.
Мы все повернулись в ту сторону.
— Наверное, ей соплями намазали под партой, — шепнул Трей.
— Не ты ли? — усмехнулся я.
— Я уже не в третьем классе.
— Отвратительно! — повторил тот же голос.
На задней парте сидела незнакомая мне деваха, вся в черном. Видно, одна из психованных готов. Окорок в мешковатой черной одежде, какую носят лишь террористки или ведьмы. (Попутно скажу, что в Таттл формы не было и в помине. У наших предков хватает денег на шмотки от Дольче и Габбана, и все попытки ввести форму они бы восприняли как личное оскорбление.) Волосы у этой антикрасотки были выкрашены в зеленый цвет. Что ж это ее так напугало, если вопит во всю глотку? Новенькая, наверное? Странно, я даже не заметил, когда она появилась. Почти всех я знал с первого класса.
