«Актриса Ида Данливи выходит замуж за преуспевающего банкира Стэнфорда Уильямса».
Сообщения о премьерах и сценических успехах сменились заметками о рождении детей. В 1927 году родился Юджин Данливи-Уильямс, а двумя годами позже — Уилбур Стэнфорд Уильямс. Газеты подробно, в старомодной манере (мне она показалась чересчур восторженной и слащавой) описывали прелестных малышей. В альбом даже были вклеены локоны детских волос.
Тон вырезки из газеты 1930 года был уже совсем другим: «Банкир Стэнфорд Уильямс покончил с собой».
— Он выпрыгнул из окна небоскреба, — сказала Линди, пробежав глазами заметку. — Бедняжка Ида.
— В двадцать девятом началась Великая депрессия. Многие разорились. Прокатилась волна самоубийств, — сказал я, вспомнив какую-то телепередачу.
— Неужели эта семья жила здесь? — спросила Линди, водя пальцем по пожелтевшей газетной бумаге.
— Может, не они, а их дети или внуки.
— Грустно, — вздохнула Линди. — Теперь понятно, почему мы ничего не знаем об Иде Данливи.
Она стала листать альбом дальше. Еще пара заметок о разорении Стэнфорда, фото двух малышей (на вид им было три или четыре года) и… пустые страницы.
Под коробкой с вырезками была другая. Открыв ее, Линди обнаружила мягкую упаковочную бумагу. Бумага была настолько ветхая, что рассыпалась от первого прикосновения. На дне коробки лежало атласное платье желтовато-зеленого цвета.
— Смотри! — воскликнула Линди. — Да это же платье Иды! Она в нем сфотографирована.
Линди осторожно развернула старое платье и принялась разглядывать.
— Не хочешь примерить? — в шутку спросил я.
— Вряд ли оно мне подойдет, — отмахнулась Линди.
Тем не менее она продолжала рассматривать платье с пожелтевшим кружевным воротником. Он был расшит бисером. Кое-где нити порвались, но в остальном время пощадило этот наряд.
— И все-таки примерь его! Если стесняешься меня, спустись вниз.
— Боюсь, оно будет на мне висеть.
Тем не менее Линди взяла платье и понесла вниз.
Я раскрыл пыльный чемодан, рассчитывая обнаружить там что-нибудь оригинальное и тоже нарядиться к возвращению Линды. В шляпной картонке лежал цилиндр. Я примерил его, но он не держался на моей звериной голове. Я зашвырнул цилиндр за диван. В чемодане нашлись перчатки и старомодный шарф. Кому они принадлежали? Если Стэнфорду, у него были крупные руки. Перчатки налезли и на мои, хотя не без труда. Больше в чемодане ничего не было. Тогда я открыл стоящий рядом сундук. Вот они — «сокровища», о которых говорила Линди. Старый граммофон и пластинки. Я уже собирался вытащить граммофон, когда Линди вернулась.
