Моя купальня была непривычно темной и какой-то заброшенной, как бывает в доме, который слишком долго простоял пустым. Мне было невероятно грустно видеть, что зал, знавший столько смеха и веселья, превратился в пустую оболочку.
Фигура, укутанная в накидку с капюшоном, тщательно зажигала свечи в золотых подсвечниках в виде черепов, стоявших в нишах гладких стен. Тонкая рука слегка подрагивала. Женщина переходила от одной свечки к другой, не пропуская ни единой. Ее окружала атмосфера отчаяния. Тонкая щепочка, которую она использовала вместо спички, догорела почти до конца. Женщина охнула, уронила обугленный кусочек на мраморный пол, поспешила затоптать тлеющую деревяшку и ненароком сбросила капюшон. Я увидела мягкие черты Аланны.
Ох, подруга, — выдохнула я, заметив крошечные морщинки вокруг ее глаз, которых не было в последний раз, когда мы виделись.
Она никак не отреагировала на мой призрачный голос, глубоко вздохнула, порылась в карманах накидки, вытащила другую щепочку и механически продолжила исполнять свой долг.
Я почувствовала, как меня уносит сквозь клубы пара.
Нет! Позволь мне поговорить с ней! — взмолилась я, обращаясь к своей Богине.
«Терпение, Возлюбленная».
Эти слова пронеслись у меня в голове и растаяли, как те призраки на бетонной дороге. Я быстро проскользнула сквозь потолок и целенаправленно полетела на север. Я не впервые путешествовала во сне, а потому знала, что всем руководит моя Богиня. Вероятно, ей понадобилось показать мне кое-что. Я могла лишь расслабиться и ждать, когда исполнится ее воля. Впрочем, ритуал не становился легче оттого, что он оказался знакомым.
Я обратила внимание, что тьма наступила быстро и окончательно. Раньше в Партолоне ночь сгущала свои краски постепенно, а тут, в отсутствие солнца, правила одна неоспоримая чернота. Меня даже пробрала дрожь. Полет неожиданно прекратился. Я замерла.
Густой лес подо мной будто расступился. Мое внимание привлек огромный костер, горевший на поляне. Я начала плавно опускаться и впервые секунды поняла только одно. Это была та самая полянка, которая существовала в обоих мирах. Потом, не успела я подумать, какого черта здесь делаю, мой взгляд оказался прикован к яркому костру. Пламя было какого-то странного цвета, не шафраново-золотистое, дружелюбное, а ярко-красное, готовое взорваться и разрушить все вокруг.
Поначалу я не увидела его, пока не спустилась совсем низко и не оказалась всего в нескольких футах над пламенем. Потом он зашевелился, полез в кожаный кисет висевший на боку, и достал оттуда пригоршню чего-то непонятного, похожего на песок. Кентавр швырнул это в костер и принялся без конца повторять два слова «мо муир-нинн» гортанным напряженным голосом. Клан-Финтан застыл неподвижно, как бронзовая статуя самого себя, вперив взгляд покрасневших глаз в дикое алое пламя. Муж стоял так близко к костру, что я даже удивилась, как он умудрился не опалить свою густую темную шевелюру. Его обнаженный человеческий торс блестел от пота, лошадиную часть туловища покрывали хлопья белой пены. Можно было подумать, что он скакал без перерыва несколько дней и ночей.
