— Хоп-хоп! Мы едем в поезде, вот так! Быстрей не поспеешь! — приговаривал Марк на ходу.
Марк Фроман ростом был ниже своих братьев — Матье, Люка и Жана, но у него было более худощавое, удлиненное лицо, а высокий открытый лоб напоминал башню, как и у остальных членов семьи. Особенно же характерны были глаза Марка и пленительный голос; его ясный и мягкий взгляд проникал до глубины души, а голос увлекал и покорял умы и сердца. Усы и небольшая бородка обрамляли крупный, добрый и твердый рот. Как и все дети Пьера и Марии Фроман, он обучился ремеслу и стал литографом; получив в семнадцать лет степень бакалавра, он переехал в Бомон, чтобы усовершенствоваться в мастерстве при огромном предприятии Папон-Лароша, снабжавшем географическими картами и школьными таблицами чуть ли не все учебные заведения Франции. Тут и проявилась его страсть к педагогике; он держал экзамен на звание учителя начальной школы и, таким образом, смог поступить в Нормальную школу в Бомоне; закончил он ее в двадцать лет и получил звание младшего преподавателя и отличный диплом. Позже он был зачислен в штат и в двадцать семь лет назначен преподавателем в Жонвиль; в это время он женился благодаря своему другу Сальвану, который ввел его в семью Женевьевы и с умилением наблюдал за трогательным романом молодых людей. Вот уже три года, как Марк и Женевьева жили в селении, насчитывавшем едва восемьсот жителей, жили небогато, вечно испытывая денежные и служебные затруднения, но счастливые своей молодой любовью.
Веселый смех отца и ребенка не смягчил г-жу Дюпарк.
— По такой железной дороге далеко не уедешь, она хуже дилижансов времен моей юности… Давайте скорей завтракать, а то мы так и не поспеем.
Она уселась и стала разливать в чашки молоко. Пока Женевьева усаживала Луизу на высокий стул рядом с собой, Марк, желая загладить неловкость, заговорил примирительно:
— Я, в самом деле, вас задержал… Но это ваша вина, бабушка, — в вашем доме слишком сладко спишь, здесь так спокойно!
Госпожа Дюпарк, поспешно допивавшая кофе, даже не подняла головы. Г-жа Бертеро внимательно разглядывала дочь, которая сидела между мужем и ребенком, сияя счастьем, и на губах ее появилась бледная улыбка. Словно помимо воли, она прошептала чуть слышно, медленно обводя глазами все вокруг:
— Это верно — здесь очень спокойно, так спокойно, что даже не чувствуешь, что живешь.
— И все же в десять часов на площади был какой-то шум, — продолжал Марк. — Женевьева была так поражена. На площади Капуцинов — поздно вечером топот!..
