Далеко на западе, внутри вращающегося острова Кадер Седат, лежал разбитый на тысячу кусков Котел Кат Миголя, а Метран был мертв.
Ким почувствовала, как тени ее сна расплываются, как в ней вспыхивает надежда, подобно блистающему солнцу. В это мгновение она вспомнила о Кевине. В воспоминании таилась печаль, и всегда будет таиться, но теперь в нем также была радость и крепнущая гордость. Лето было его подарком — зеленая трава, пение птиц, спокойное море, по которому «Придуин» смогла доплыть, чтобы люди на ее борту сделали свое дело.
Лицо Дальридана светилось, когда он повернулся к ней.
— Прости меня, — произнес он. — Я сомневался.
Она покачала головой.
— И я тоже. Мне снились ужасные сны о том месте, куда им пришлось отправиться. Во всем этом есть какое-то чудо. Я не знаю, как это произошло.
Подошел Брок и остановился рядом с ней на узкой тропинке. Он ничего не сказал, но глаза его сияли под повязкой, наложенной Ким на рану. Но Фейбур по-прежнему стоял к ним спиной, глядя на восток. Взглянув на него, Ким быстро протрезвела.
Наконец он тоже обернулся к ней, и она увидела у него на глазах слезы.
— Скажи мне, Ясновидящая, — произнес он, и голос его звучал, как у человека, гораздо старшего. — Если все родные изгнанного человека умерли, кончается ли на этом его изгнание, или оно продолжается вечно?
Ким попыталась сформулировать ответ, но не нашла слов. За нее ответил Дальридан.
— Мы не можем отменить выпавший дождь или продлить оборванные нити жизни умерших, — мягко сказал он. — Но я сердцем чувствую, что перед лицом того, что сделал Могрим, ни один человек не может продолжать считаться изгнанником. Сегодня утром все живые существа по эту сторону гор получили в дар жизнь. Мы должны использовать этот дар, пока не наступит час, когда назовут наше имя, чтобы нанести Тьме те удары, какие в наших силах. В твоем колчане лежат стрелы, Фейбур. Пусть они поют на лету имена любимых тобой людей. Возможно, это не кажется истинной расплатой, но больше мы ничего не можем сделать.
— Именно это мы обязаны сделать, — тихо сказал Брок.
— Гному легко говорить! — бросил ему Фейбур. Брок покачал головой.
— Гораздо труднее, чем тебе кажется. Каждый мой вдох сковывает мысль о том, что сделал мой народ. Дождь не прольется у подножия наших гор, но он пролился в моем сердце и все еще продолжает идти в нем. Фейбур, позволишь ли ты моему топору петь вместе с твоими стрелами, оплакивая народ Льва из Эриду?
Слезы высохли на лице Фейбура. Губы его сжались в твердую прямую линию. Он повзрослел, подумала Ким. За день, меньше, чем за день. Он стоял неподвижно очень долго, а затем медленно протянул гному руку. Брок сжал ее обеими ладонями.
