И Слава, которого тоже тошнило от этой вербовки, тоже врал, приводя свои семейственные мотивы…
И товарищ Барабанщиков врал, говоря, что понимает наши сомнения и все же просит подумать еще… Ну, подумать всегда не вредно, так же как и хотеть… «Хотеть не вредно», — говорила ухажеру одна девушка, смягчая свой отказ…
Конечно, по оценкам отважных времен, мы вели себя не бог весть как круто. Но тогда, когда это случилось, некоторые последствия могли и наступить. Ну, например, по срочному докладу товарища Барабанщикова нас как неблагонадежных могли тормознуть и у самолетного трапа. Если и не обоих, то хоть одного. Балетные прецеденты бывали: после бегства Рудольфа Нуриева, а тем более Миши Барышникова, обжегшись на молоке, «выпускающие» дули на воду…
Испытание сблизило нас, и, взглянув на часы, Слава сказал:
— Время обеда… Зайдем, посмотрим, чем питается белая кость…
— Белая? — переспросил я, а он вместо ответа выразительно посмотрел мне в глаза…
Питались они недурно: и осетрина, и икра в обкомовской столовке шли по смешным ценам. Женщины на раздаче и подкрепляющиеся партийцы гостеприимно улыбались нам…
Домой ехали молча…
Я долго не мог взять в толк, по какой же логике это приглашение подфартило Стржельчику? И лишь через много лет меня осенила простодушная мысль, что поводом для включения в список антисионистов могла послужить роль старого еврея Соломона, которого Слава так прекрасно сыграл в пьесе Артура Миллера «Цена». Конечно! Он говорил с сипотцой и характерным напевным акцентом, дрожащими руками надбивал и чистил куриное яичко, доставал ложечку и долго кушал его, а потом сладострастно торговался о цене никому не нужной мебели. Перевоплотившись так органически и проникновенно, Стржельчик, очевидно, стал ассоциироваться у наших идеологов с типичными представителями древнего народа. Вероятно, он должен был войти в состав бойцового комитета как глубокий знаток еврейского характера и национальной психологии.
Наверное, тут была проявлена даже некая тонкость: с одной стороны — знаток, а с другой — поляк. А польские коммунисты к этому времени решили вопрос почти радикально: взяли и всех своих евреев выслали из страны. Следовательно, товарищ Стржельчик, с точки зрения товарища Барабанщикова, на роль борца с сионизмом подходил как нельзя лучше. А он возьми и откажись!.. Не ожидали…
А однажды коренной москвич, обладающий трезвым умом, пояснил мне еще одну причину.
— Если бы Стржельчик был русским, — сказал он, — его бы не обеспокоили… А что такое поляки с точки зрения правящей партии?.. Такой же сомнительный народец, как цыгане и евреи… Российская империя их давила… Сталин с Гитлером их приговорили… Они себя выдали, понимаешь?.. Ты, мол, для нас все равно что еврей!.. Поэтому Стржельчик и напрягся… Ты вспомни, сколько поляков расстреляли в Катыни…
