– Вы…кха… – вы во сколько открываетесь?
Тетка наградила его злобным взглядом и удалилась куда-то на задний двор, бренча связкой ключей. Зато один из грузчиков бросил на землю бидон, разогнулся и оказался давешним рыбачком.
– О-о, братан! Коловратник!
Улыбка, расколовшая надвое щетинистое лицо грузчика, была широкой и искренней.
– Вернулся-таки? Не утоп?
Вадим пожал плечами – мол, как видишь, живой пока. Изнутри сельмага загремело, и дверь приоткрылась. В образовавшуюся щель высунулась продавщица и заорала:
– Ну, долго я вас ждать буду? Если за покупками пришли, так и покупайте!
Матиас оказался не грузчиком, а водителем. Когда отоварившийся пачками молока и черствым батоном Вадим вышел из магазина, водила уже закончил катать бидоны и сидел в кабине грузовика, раскуривал сигаретку. Второй его товарищ куда-то делся. Увидев Вадима, Матиас немедленно предложил подбросить его до дому, и отказаться было неловко. А когда грузовик затормозил у рассохшейся калитки и выяснилось, что дел у Матиаса на сегодня больше нет, неудобно было не пригласить его внутрь. Грузовик так и остался торчать у калитки, напрочь перегораживая улицу. Впрочем, на соседних дачах было пусто, оно и понятно – середина рабочей недели.
Закипятили во второй раз чайник, нарезали колбасу, ломти хлеба намазали шпротным паштетом, а к паштету – не с чаем же его потреблять? – у Матиаса в загашнике нашлась и бутылка местного самогона. Вадим пил мало, по утрам не пил вообще, но после вчерашнего он и мутному, шибающему нос сивухой первачу был бы рад. А самогон у Матиаса оказался отменный, тройной перегонки, получше паленого армянского коньяку.
Выпили, закусили, и от легкого шума в голове поплыло, покачнулась веранда с выбитым, заткнутым тряпкой оконцем, шатнулся узкий, стесанный из досок столик, так что Вадим ухватил бутылку – вдруг да и вправду опрокинется? Но не опрокинулась, и выпили по второй.
…Почему, собственно, Матиас? Имя отдавало чужинкой, вроде Вероники. Но если Вероника была героиней солнечных бразильских сериалов, то Матиас – Матиас был рыжим прибалтом с вислыми усами, рачительным хуторянином, но уж никак не этим тощим, маленьким и русским. Тайну своего имени рыбачок-шоферюга так и не объяснил. Зато рассказал другое.
…Когда вчера над болотищем пронесся то ли крик, то ли стон, Вадиму сразу припомнились: голые утоплые бабы, выпь, собака Баскервилей и то, что он совершенно один, а уже темнеет. Легче всего было предоставить болотных обитателей их незавидной судьбе и убраться подобру-поздорову, но любопытство пересилило. К тому же страшно было поворачиваться спиной к этому, неведомому, орущему.
