Андрей смотрел на монету и думал о Митьке. Не о мертвом с глазами – огоньками, не о Митьке-из-сна. О живом Митьке. Митьке, играющем в песочнице с маленьким мальчиком. Этим мальчиком был сам Андрей. Когда шрамовник поднял голову, профессор протирал очки, смущенно пофыркивая.
– Вы извините меня, Андрей. Что-то я заговорился и погорячился.
Он напялил очки на нос. Те все время сползали с переносицы, потому что оправа не подходила – шельма-мастер обманул. Десять лет профессор носил все те же очки, лишь изредка меняя стекла. С возрастом он становился все более близоруким, и это было странно, ведь обычно все происходит наоборот.
Андрей пожал плечами:
– Не за что извиняться. Я не обижен.
– Нет, мне надо извиниться, – настойчиво повторил профессор. – Вы ведь хороший молодой человек. Чистый, честный. Я вижу. Так что вы уж простите брюзжание старика. Это от бессилия. Доктора мне обещали от силы еще два-три месяца. Я ухожу, осознавая, в каком страшном беспорядке оставляю мир. И я ничего, ничего не могу поделать. Наверное, это общая беда моего поколения – нам все казалось, что надо что-то делать, что-то изменять, что от нас зависит сделать мир лучше. А это не так. Вы знаете, Андрей, по ночам мне очень страшно. Я совсем один, лежу и думаю о смерти. Сто лет назад люди были счастливы. Они ведь не знали наверняка, что их ждет.
– Мы тоже не знаем наверняка, – тихо заметил Андрей.
Профессор, кажется, не расслышал.
– Да, так вот я лежу и размышляю, и мне иногда кажется, что весь наш мир – это какая-то чудовищная ошибка, уродливый эксперимент. Какой то высший, простите за банальность, разум. Инопланетные вивисекторы, пришельцы – да кто угодно – решили испытать нас. Но для чего? Зачем? Я думаю и не нахожу ответа. Может быть, у вас есть ответ?
Андрей покачал головой и встал. Профессор приподнялся в кресле.
– Уже уходите?
– Да, надо идти.
Он поколебался несколько секунд и соврал:
– Я зайду к вам на той неделе.
Профессор оживился:
– Заходите непременно. Мы еще потолкуем. Может, вместе выберемся на дачу и Димку с Аленой Валерьевной прихватим…
Уже у дверей Андрей обернулся.
– Не публикуйте эссе. У вас будут неприятности. Вам, может, ничего и не сделают, но подумайте о Даше и ее матери. К тому же все равно ваш труд в печать не пойдет.
– Да, да…
Профессор растерянно завозился в кресле.
– Вы так думаете?
– Уверен. Вы ведь для этого меня и позвали?
Малышев потупился и снова принялся протирать очки.
– Вы мне так и не сказали… Чем вы собирались закончить вашу работу? Какой выход вы видите?
