Считается, что, когда человек остается наедине с собой в гостиничном номере, он должен стоять перед зеркалом, разглядывать свое тело и мастурбировать. Я, как и положено, долго стояла перед зеркалом и внимательно себя разглядывала, но мастурбировать мне не хотелось. В последние годы сексуальные желания возникают у меня только в определенные периоды времени. Из зеркала, словно два раскосых розовых глаза, на меня молча и загадочно смотрели торчавшие в разные стороны соски. Женщина из раздевалки… Да-да, я выгляжу точно так же, как все те женщины в раздевалках, которых я видела в детстве, когда мама водила меня на пляж или в бассейн. Мне было тогда лет восемь-десять. Я смотрела на них украдкой и с ужасом думала: «Боже, неужели я тоже когда-нибудь стану такой? Неужели и у меня будут сиськи до пупа? Неужели и у меня будут такие же жирные складки на талии с красными следами резинки от трусов, напоминающие следы колючей проволоки? Неужели мой зад тоже будет похож на рыхлое тесто, на бедрах появятся следы целлюлита, а на ногах — вздувшиеся вены, синие, как реки на карте, и лиловые, как царапины? Неужели мои пятки тоже потрескаются и покроются мозолями, из-под мышек, из зада и между ног будет так же вонять лизолом, а редкие мокрые волосенки у меня в паху тоже будут свисать, как козлиная борода? Не может быть!»
— Смотри, смотри, видишь вон ту? — перешептывались мы с моей подружкой Наоми в раздевалке бассейна «Маккаби».
И вот теперь, когда я сама прихожу с Наамой в бассейн и снимаю в раздевалке одежду, я чувствую, что на меня украдкой бросают насмешливые взгляды маленькие девочки. Да, теперь я тоже женщина из раздевалки… Ладно, докурю сигарету, оденусь и пойду гулять.
Банк «Мерказ панорама», счет в котором я так и не собралась закрыть… Новые кафетерии, в которых я никогда не бывала… Кафе-мороженое, построенное на месте магазина, где в течение многих лет я покупала спортивную одежду и кроссовки… Скобяная лавка «Шнель и сыновья»… Усы, улыбка, желтые костяшки пальцев, тянущиеся к моей щеке… Карандаш за ухом… Запах пыли, побелки, скипидара… Сыновья Шнеля, последние свидетели моего детства…
Я поднялась по лестнице на улицу Мегидо и пошла вдоль высокой каменной стены монастыря Святого Максима. В воздухе стоял сухой запах кипарисов. Когда-то здесь празднично звенели колокола и через железные ворота семенили туда-сюда миниатюрные, похожие на девочек монахини в серых головных уборах. Глаза всегда опущены долу, лиц не видно, на груди — серебряные кресты, а черные платья такие длинные, что ног не видно. От монастыря нашу школу отделяла высокая стена. На переменках мы с Наоми по очереди залезали друг другу на плечи и пытались разглядеть, что за этой стеной происходит, но сквозь густую зелень кипарисов были видны только цветочные клумбы. Сейчас ворота монастыря были открыты. Впрочем, и ворот-то уже не было — только широкий вход. Впервые я могла увидеть изнутри когда-то казавшийся нам таинственным монастырь. Огромный сад стоял запущенным, розовые кусты давно никто не обрезал, на веревках между окнами висели джинсы и разноцветное нижнее белье. Пахло готовящейся пищей, слышалась русская речь: видимо, монастырь превратили в общежитие для репатриантов из бывшего Советского Союза. У подъезда стоял обшарпанный стол; за ним сидел начинающий седеть мужчина и что-то писал в разлинованной школьной тетради. Я подошла к нему и спросила, куда подевались монахини. «Монахини? — сказал по-русски. — Их нет. Улетели». Таким представился мне ответ. Вот они взмывают в воздух. Ветер пытается сорвать с них чепцы, они придерживают их руками, прижимают к бедрам раздувающиеся юбки и — навсегда исчезают вдали… Я поблагодарила мужчину на иврите, так как русского не знаю, вышла за ворота и отправилась дальше.
