Наконец она уперлась в ограждение, которое устанавливали милиционеры. Отсюда Таня уже могла рассмотреть площадь, заполненную снующими людьми и машинами — пожарными, милицией, «скорой помощью». Кругом стояло оцепление. От площади отчетливо тянуло удушливым запахом гари.
Таня поняла: произошло что-то страшное.
— Скажите, что случилось? — спросила она стоящего рядом милиционера.
— Взрыв в подземном переходе, — коротко и хмуро ответил сержант.
— А… жертвы есть? — спросила Таня внезапно осипшим голосом.
Сержант пожал плечами и мрачно буркнул:
— Естественно…
«Господи… Сережа!!!» — полыхнуло в голове у Тани. Ужас окатил ее ледяной волной. Задрожали ноги, и Таня, наверное, упала бы, если бы не окружавшие ее стеной люди.
— Вам плохо? — склонилось к ней незнакомое лицо.
Таня смогла только молча кивнуть. Ее подхватили, вывели из толпы, усадили на бордюр. Какая-то женщина дала Тане таблетку — она ее безропотно проглотила.
Через несколько минут ей стало легче.
«Что ж я сижу? — спохватилась она. — Мне же надо на ту сторону, к памятнику… ОН — там…»
Таня поднялась и огляделась, пытаясь сообразить, как лучше обойти оцепление и попасть на противоположную сторону площади. Ей пришлось сделать изрядный крюк, чтобы выйти к скверу у кинотеатра, но оцепление стояло и там. Попасть к памятнику было совершенно невозможно.
Таня металась вдоль ограждений, высматривая в толпе светловолосых мужчин. Но каждый раз ее ждало разочарование. Сергея у сквера не было.
Ее тревога возрастала с каждой минутой. Ведь если его нет здесь, за оцеплением, значит, он там… Там, где мечутся пожарные и врачи, надрывно воют сирены «скорой помощи», там, откуда доносится этот жуткий, отвратительный запах гари…
Она не нашла его.
Не нашла ни в тот страшный день, ни в два последующих, когда обегала все больницы, куда отправляли пострадавших. Ни в одну из них светловолосый мужчина 26–28 лет по имени Сергей с Пушкинской площади не поступал.
С одной стороны, это была хорошая новость — значит, он не пострадал, он жив и здоров. Но, с другой стороны, это была катастрофа.
Тане стало ясно, что она больше никогда — ни-ког-да! — не увидит Сергея!
В сотый, тысячный раз она проклинала себя за то, что той ночью не оставила ему ни адреса, ни телефона!
«Дура, беспечная дура», — без конца повторяла она, сидя дома в беспомощном оцепенении.
«Дура, беспечная дура», — твердила, глядя на свое отражение в вагоне метро.
«Дура, беспечная дура», — звучало в ее мозгу, чем бы ни занималась она на работе.
