Клэр была потрясена. Одно дело все это воображать самой, но совершенно другое, когда Николас расписывал то же самое совершенно хладнокровно, словно это была веселая шутка; Мануэль наконец-то попался в сети.
С болью в горле от отчаянного самоконтроля, чтобы не выдать свои чувства, Клэр произнесла:
— Ты же говорил мне, что он никогда не женится, потому что никогда не будет уверен в том, что он любим и желаем сам по себе. Граф же безнадежный циник во всем, что касается любви, — ты ведь знаешь это. Однажды я слышала, как он произнес, что любовь — это состояние блаженного безумства, в котором существует как свое лето, так и осень.
— Это было до или после его встречи с блистательной Франческой? — спросил с ленивым оттенком в голосе Николас.
Конечно, это было до этого. Кому, как не Клэр, было прекрасно известно о его полном преображении в отношении женщин за последние две или три недели? Может быть, именно Франческе удалось растопить лед, преодолев все эти его каменносердечные линии защиты?
— Мануэль знал и знает других прекрасных женщин, но он ведь не женился ни на одной из них.
Этот аргумент не был убедительным, но она в отчаянии привела его, надеясь, что Николас с ней согласится и выскажет какие-то слова утешения, за которые она готова была ухватиться.
— Франческа Альварес, — сказал он без всяких эмоций, — обладает большим, чем только красотой. Она уже знаменита и на пути к международному успеху.
— Я не могу поверить, что Мануэль женится на женщине, которая будет вынуждена находиться вдали от него по полгода. Разве это не резонно? Ведь он такой собственник!
— Разум Мануэля — это шкатулка с двойным дном, но почему бы нам не погадать? Он находит Франческу необычайно привлекательной, в противном случае ее бы здесь не было. Это проще простого, разве ты этого не видишь?
Да, Клэр видела все это с фатальной ясностью.
— Пройдет время, и все само собой прояснится. Но, откровенно говоря, я надеюсь, что он все-таки женится, — сказал в заключение Николас. — Я еду в город. Могу подбросить тебя, если хочешь.
Клэр рассталась с ним десять минут спустя и пошла назад в Казу, чувствуя, что, как обычно, ни в чем не продвинулась с Николасом и одновременно получила тяжелый удар в собственное сердце, да и к тому же по собственному самолюбию.
На следующее утро Инез, захлопнув книгу со стихами, хотя они едва прочитали полстраницы, встала с места и широко распахнула занавески, чтобы в комнате было больше света.
