— Я Хозе, — сказал он, глотая слезы. — А вы — ваше превосходительство.
— Если ты знаешь меня, то это уже хорошо. Значит, тебе нечего бояться. Я отвезу тебя к твоим родителям. Ты ведь уже совсем взрослый и покажешь мне дорогу.
Граф поставил Хозе на ноги и заключил одну из его ладошек в свою большую, сильную руку. Но мальчик не сдвинулся с места. Слезы снова потекли ручьем по его упитанным коричневым щекам, а его плечики затряслись под выцветшей хлопчатобумажной рубашкой от нового прилива горя.
— Я не заблудился, сеньор. Я не могу идти. Моя нога.
Мануэль наклонился и взял его за колено:
— Ты поранил себе ногу? Ну-ка покажи.
Хозе, опершись на руку Клэр, поднял вверх левую ногу.
— Это на пятке, сеньор. Видите, вот здесь?
Мануэль осмотрел ногу, осторожно попытался извлечь ногтями вонзившуюся в пятку колючку.
— Дела действительно плохи, мой бедный Хозе. Нет ничего удивительного в том, что ты даже забыл о том, что ты мальчик, а потому плачешь, как девчонка. Но ничего. Я возьму тебя на руки.
Все это произошло очень быстро, и к тому времени, когда мальчик оказался на сиденье машины между Клэр и графом, на его личике моментально высохли слезы, а глаза сияли гордостью и возбуждением от своей собственной важности. В руках он сжимал белоснежный носовой платок графа.
— А теперь, — сказала Клэр, когда машина тронулась с места, — расскажи нам, как ты поранил ногу.
Хозе только этого и ждал.
— Я бежал, чтобы поймать осла, осла господина Энрикеса. Этот противный осел побежал в кусты, а я за ним, а потом… И вот теперь у меня пораненная нога, и к тому же я потерял осла.
— А что об этом скажет господин Энрикес?
— Он не станет меня бить, сеньор. Ослы так глупы, что очень часто теряются. Мы найдем его завтра утром.
Он смотрел при этом на сверкающую панель машины и — с восхищением — на руки Мануэля на рулевом колесе.
— Я еще ни разу не ездил на машине. Просто удивительно, она совсем не трясется, как повозка, запряженная ослом.
Невольно Клэр рассмеялась и встретила взглядом улыбку Мануэля, смотревшего на нее поверх жестких черных волос мальчика. И в эту секунду что-то совершенно необъятное и невыразимое произошло внутри ее существа, нечто крайне необычное, ибо физические симптомы произошедшего тотчас нашли свое выражение в том, что у нее сначала перехватило дыхание, а затем появился незнакомый трепет в сердце. Быстро она отвернула голову в сторону и стала смотреть через окно на мелькавшие по сторонам полоски обработанной земли.
