Ее молчание было ответом на его вопрос.
Он стоял некоторое время задумавшись, а потом заговорил, стараясь быть спокойным, почти беспристрастным:
— Прости меня, Клэр. Я бы давно догадался, если бы не был поглощен самим собой. Скажу Инез и ее отцу, что не смог переубедить тебя. Все остальное беру на себя.
Она подняла на него зеленые с коричневым оттенком глаза, затуманенные печалью.
— Я смогу улететь с ними сегодня?
— Думаю, что да. Я займусь этим немедленно. Если ты передашь мне свой паспорт, я тотчас же поеду к таможенному чиновнику. Но поскольку самолет принадлежит графу, вероятно, придется согласовать этот вопрос с Мануэлем.
— Ни в коем случае не дай ему этого сделать!
— Положись на меня. Я знаю этого человека достаточно хорошо.
Бледная, без единой слезинки, она стояла напротив него.
— Если ты это сделаешь для меня, я буду перед тобой в вечном долгу, Николас. И пожалуйста, не жалей меня. Я не жалею себя… просто все это будет печалить меня, пока не останется в прошлом.
— Будь все проклято. Лучше бы я никогда не вызывал тебя на этот остров.
— Не будь глупым. — Она попыталась изобразить нечто вроде подобия улыбки. — Я бы проклинала себя, если бы не воспользовалась такой возможностью. Может быть, ты все-таки сдвинешься с места и поговоришь с Инез?
— Ты права.
Николас несколько постоял, колеблясь, и, видимо, решил не говорить ей о том, о чем подумал. Со вздохом, который, казалось, исходил из самых затаенных глубин его сердца, он повернулся и стал медленно подниматься по склону холма в сторону Казы.
Клэр медленно, с трудом брела вверх по склону, пока не миновала естественную ограду из пальмовых деревьев, окружавших сад Казы. Вокруг не было ни души.
В зале было пусто, но в прихожей раздавались голоса. Клэр поспешила наверх, позвонила в колокольчик и попросила Лючию отдать свой паспорт сеньору Бентону.
Клэр начала упаковку вещей.
Боль, острая и непереносимая, поднималась от сердца к голове. Она покидала остров, порывая все контакты с Инез и Николасом, с юмором и искренностью старого сеньора. И причиной всего этого был Мануэль. Весы судьбы сделали движение не в ее сторону. Потеря Мануэля, которого вряд ли можно было удержать, причиняла сердечную боль, ставшую ее спутницей на всю жизнь. Но разве было справедливо, что ей предстояла мука от утраты своих самых дорогих друзей?
Наконец чемоданы были закрыты. Клэр собралась с духом и спустилась в прихожую.
Инез и сеньор Сарменто были совершенно спокойны. Старик улыбнулся и указал ей на стул, а Инез сказала:
