Сначала он бочку как следует отмыл. Потом вставил в неё кипятильник. Потом соли насыпал.
Шарик говорит:
— Это как в "Коньке-Горбунке". Сейчас он туда прыгнет. А вылезет оттуда тигром.
— Я не знаю, каким он оттуда вылезет, — говорит дядя Фёдор. — Только у него всё правильно получается.
Матроскин сказал:
— Я буду всё делать так, как белые медведи делают.
Он стал постепенно погружаться в воду. Сначала задние лапы, потом пузико. Потом сам медленно-медленно стал опускаться вниз.
Он вниз опускался, а все насекомые наоборот вверх по нему лезли. Он всё ниже — они всё выше. Кот сказал Шарику:
— Вот эту щепочку я себе на нос положу. Когда все блохи на неё переползут, ты, Шарик, зачерпни её своей миской и вместе с водой в помойку вылей.
Так они и сделали. Матроскин глаза зажмурил, щепочку себе на нос положил и в воду до конца погрузился. Блохи все на щепочку и попрыгали.
Шарик взял миску, только не свою, а кота Матроскина, поймал плавающую щепочку, зачерпнул её и отнёс подальше от дома.
Он подумал:
"Хороший способ придумали белые медведи. Только где они там в тундре кипятильник брали?"
***
После этого мемуары кота Матроскина больше наполнились духовой жизнью:
"Июнь. Шарик совсем меня замучил своими стихами. "Один чел-век имел собаку". Этот "чел-век" у него занимается "педагогой". Мы с дядей Фёдором объясняем Шарику, что это неграмотно. Что так стихи не пишут. А он нам нахально отвечает: "Много вы понимаете в высокой поэзии!" Он никого не слышит и "педагогит" и "педагогит" дальше.
Если уж Шарик стал высоким поэтом, может, мне тоже попробовать сочинять?"
И он действительно как-то с утра уселся за стих. Он решил не прославлять себя поэмами, как Шарик, а написать простое деловое стихотворение в подарок дяде Фёдору.
Он начал:
Я новый стих сейчас создам
И дяде Фёдору отдам.
— Ой, — говорит Матроскин. — Вот и всё. Готовое стихотворение получилось.
Он пошёл к дяде Фёдору и дал ему листок. Дядя Фёдор прочитал и говорит:
— Ну и создавай.
— А я же создал.
— Где оно?
— Да вот оно и есть "оно". Ты его держишь.
— Но тут написано "создам". Значит, ты его только будешь создавать.
— Да, нет, — говорит Матроскин. — Это я так подумал сначала, что создам и отдам. А когда я это записал, всё — теперь есть что отдавать. Уже есть две строчки, и рифма есть.
— Нет, — решил дядя Фёдор. — Мне ещё хотя бы две строчки нужны.
Матроскин думал, думал, думал… Ничего у него не получалось. Он к большому поэту Шарику пошёл.
— Шарик, что надо писать, когда ничего не пишется?
