Записки русского изгнанника | страница 54
— А в самом городе?
— В Петрозаводске было лучше всего. В городе ведь всего 12 тысяч жителей, но все приняли меня прекрасно. Познакомился с одной чудной семьей, где провел 20 дней, то на перепутье, то дожидаясь парохода. Князь Волконский — душа человек. Супруга его — настоящая русская боярыня. Глядя на нее, я в первый раз понял, что такое русская женщина. Дети — прелесть.
— В кого же из них ты влюбился?
— Во всех.
— А сколько же ей лет? А дочке? Ну, это маловато. А какова она из себя?
— Меня устроили в ее комнатке, на ее постели. Подле был столик, а там хорошенькая записная книжка с надписью «весьма секретная». Грешный человек, захотелось заглянуть в ее сердечко… А там всего одна строчка: «Не забыть: калоши на 14-летнюю». Значит, ей всего 14 лет. Вот когда приедет, сами увидите…
В бригаде на меня вытаращили глаза: «Смотрите! Беляев вернулся неузнаваемым! Что его так изменило?» Со всех сторон посыпались расспросы, приглашения. Но одновременно командир навалил на меня сверх строевых обязанностей и хозяйство, хотя немного оплачиваемое, но очень ответственное и влекущее материальные заботы.
— Вы теперь назначены старшим офицером. Демидов сдает хозяйство, кроме вас некому. А вам я вполне доверяю.
— Господи, да будет воля Твоя!
— Не волнуйтесь. Наши писари вас не подведут. Они отлично знают свое дело.
— А кто же назначен адъютантом?
— Рооп. Он и примет от вас канцелярию.
— Ну, милый Ропик, по традиции завтра получишь от меня новенький аксельбант, а пока надень этот. Они сделают тебя еще красивей, если только это возможно. А мне они уже сослужили свою службу.
— А что? Влюбился, уже жених?
— Почему ты так думаешь?
— По наружному виду.
Наш дивизион закончил свое формирование в конце 1897 г. и в мирное время вошел в состав лейб-гвардии 1-й Артиллерийской бригады в качестве 3-го дивизиона, но с мобилизацией становился уже независимой боевой единицей. Своя особенная форма — малиновый кант, название «Стрелковый» и, главное, офицерский состав, с самого начала сплотившийся в единую семью, — все это сразу же наложило на него особую печать. Те, кто фактически находился в строю, все как на подбор были скромные, деловые, избегавшие клубной жизни и кутежей, посвящавшие все свои силы службе. Среди всех только один капитан Демидов не стеснялся средствами, но он и держался особняком. Искренняя, теплая дружба, завязавшаяся между нами, никак не базировалась ни на попойках, ни на картах; и если мы являлись в собрание, то держали себя скорее как гости и ограничивались необходимым. Сближение с офицерами бригады происходило постепенно, само собой.