Я не утверждаю, что
только церковные (рел[игиозные]) вопросы актуальны и потому вовсе не считаю себя обязанным "выходить из мира" и постригаться в монахи. Я говорю совершенно другое: для меня церковные вопросы есть
первые и
основные, если хотите, да —
единственные, но в том смысле, что они
все и
вся в себя включают. Поэтому с
них надо
начинать… Культура должна
расти из церкви… Запад есть латино–протест[антская] "страна" и в
этом качестве подлежит преодолению —
религиозному. Россия есть
религиозная задача. Отсюда вовсе не следует, что не надо строить культуру. Но культуру надо строить религиозно. И если я "возражаю" евразийцам, сам будучи одним из них, то потому, что вижу в них поползновение… уйти в мирское делание… Недопустимо оставаться бессознательными, "кустарными" православными. Нужно пережить, вчувствовать прав[ославное] прошлое — Виз[антийское] и Русское, — почувствовать русскую судьбу, как прав[ославную] судьбу — иначе неизбежно впадаете в маниловщину или ноздревщину. "Временник"
для меня скучен. Он весь
не на тему… У "Врем[енника]" есть своя публика, и очень многочисленная; боюсь, что все это недорезанные буржуи, которые с охотою "потолкуют" — у открытых дверей. Помечтают о будущей Вел[икой] России…»
>[90].
В то самое время, когда Флоровский наращивал свой религиозный пафос и стремился к преобразованию евразийства в религиозное по преимуществу движение, к получению влияния на религиозные умонастроения русской эмиграции, сами евразийцы, напротив, шли к решению о сокращении религиозного компонента своей идеологии. Как сообщает Б. Степанов, к середине 1920–х гг. «с повышением значимости чисто политических задач и ростом "партийности" все более настоятельной становилась задача выработки единой идеологической платформы… Становится ясно, что деятельность участников движения должна быть по–разному представлена, с одной стороны, для спонсоров, а с другой — для потенциальных евразийцев в России, что при выработке программы необходимо принимать во внимание не только имманентно–теоретические задачи, но и учитывать восприятие движения влиятельными деятелями эмиграции. Это коснулось, в частности, и православия как одного из краеугольных камней евразийской идеологии… По настоянию П. С. Арапова в евразийской пропаганде была убавлена доза церковности, "чтобы не отпугнуть каких‑то религиозно–индифферентных офицеров". О трудностях восприятия православия евразийцами в России свидетельствовал в своей записке евразийский эмиссар Г. Н. Мукалов»
