— Большое спасибо!
Кэтрин почувствовала, что соболезнования неуместны, и они помолчали. Наконец, Ван Алден заговорил, уже совсем другим тоном.
— Я так благодарен вам, мисс Грей! Мне кажется, именно вы помогли Руфи в последние часы ее жизни; Простите, но мне хотелось бы спросить вас кое о чем… Вы уже слышали, наверное, от месье Пуаро о том негодяе, с которым хотела встретиться моя бедная девочка? Она не изменила решения после разговора с вами? Как вы думаете, она не собиралась вернуться?
— Честно говоря, я не могу вам точно сказать. Я поняла только, что она на что-то решилась и тотчас же успокоилась.
— Она не намекнула, где собиралась с ним встретиться? В Париже, в Ницце?
Кэтрин отрицательно покачала головой.
— Она ничего не говорила.
— Жаль, — задумчиво произнёс Ван Алден. — Так важно знать… Впрочем, время покажет.
Он встал и открыл дверь в соседнюю комнату, откуда вошли Кнайтон и Пуаро. Кэтрин отклонила приглашение Ван Алдена пообедать, Кнайтон проводил ее вниз и посадил в ожидавшую машину. Вернувшись, он застал Пуаро и Ван Алдена за разговором.
— Если бы мы только знали, — говорил миллионер, — что задумала Руфь, но ведь она могла решиться на все что угодно. Может, хотела сойти в Париже и послать мне телеграмму, а может, собиралась поехать на юг Франции и там объясниться с графом. Мы блуждаем не в потемках — в полной тьме, знаем лишь, со слов служанки, что, встретив графа в Париже, она была удивлена. Вы согласны со мной, Кнайтон?
— Извините, мистер Ван Алден, я прослушал.
— Вы что, заснули? — сказал Ван Алден. — На вас не похоже. Неужели девушка так вас поразила?
Кнайтон покраснел, а Ван Алден задумчиво продолжил:
— Она прекрасная девушка. Вы заметили, какие у нее глаза?
— Каждый мужчина, — ответил Кнайтон, — заметил бы, какие у нее глаза.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
ТЕННИС
Прошло несколько дней. Однажды утром на прогулке Кэтрин столкнулась с разыскивавшей ее Ленокс.
— Вам звонил ваш ухажер, Кэтрин.
— Кого вы так называете?
— Известно кого, нового секретаря Ван Алдена. Вы, Кэтрин, становитесь опасной сердцеедкой: сначала Дерек Кеттеринг, а теперь Кнайтон. Самое смешное, что я его хорошо помню — во время войны он лежал в госпитале, который мама устроила на нашей вилле. Мне тогда было всего восемь лет.
— Он что, был тяжело ранен?
— Ему прострелили ногу — довольно тяжелое ранение. По-моему, врачи сильно волновались. Впрочем, он все еще немного хромает.
К ним присоединилась вышедшая из дома леди Тэмплин.
