Вздернув подбородок, она сделалась похожей на статую «Мятежная Франция»,[2] но слегка подпортила это впечатление, когда занесла на изготовку лимон.
— Уж не русский ли браслет тебя прельщает?
— Нет, я всего лишь привожу такие доводы, которые доступны твоему пониманию. И жду не дождусь, чтобы ты исчез. — Она снова начала злиться. — Ты же знаешь: я не меняю своих решений. Трое суток ты меня изводишь, я скоро рехнусь. На берег я не собираюсь! И точка! Понятно? Мне там делать нечего!
— Ладно, — сказал он, — значит, и в Палм-Бич тебе делать нечего. Даже самая эгоистичная, избалованная, своенравная, вздорная, невыносимая девчонка…
Шмяк! Половинка лимона угодила ему в шею. Одновременно с другого борта доложили:
— Шлюпка готова, мистер Фарнэм.
Переполняемый гневом и недосказанностью, мистер Фарнэм испепелил взглядом племянницу и, отвернувшись, начал быстро спускаться по трапу.
Шестой час пополудни оторвался от солнечного диска и беззвучно рухнул в море. Золотое монисто выросло в сверкающий остров, а легкий бриз, что играл кромкой тента и раскачивал голубые туфельки, вдруг принес песню. Ее выводил мужской хор в точном ритме и полной гармонии с ударами весел, разрезавших голубую бездну. Вскинув голову, Ардита прислушалась.
Моркови пучок,
Гороха стручок,
Свиной пятачок,
Горсть фасоли,
Пришлите мне бриз,
Пришлите мне бриз,
Пришлите мне бриз
С вольной воли.
В изумлении Ардита наморщила лоб. Она замерла, чтобы не пропустить второй куплет.
Перец и тмин,
Маршалл и Дин,
Гольдберг и Грин,
И Бертолли!
Пришлите мне бриз,
Пришлите мне бриз,
Пришлите мне бриз
С вольной воли.
Ахнув, она выронила роман, который распластался на палубе, и поспешила к борту. Футах в пятидесяти прямо в ее сторону разворачивалась большая гребная лодка с командой из семи человек: шестерки гребцов и кормчего, который стоя размахивал дирижерской палочкой.
Медузы, рачки,
Опилки, носки,
Кларнет из доски,
Дубль-бемоли…
Внезапно дирижер устремил взгляд на Ардиту: она свесилась через борт, одержимая любопытством. По мановению палочки песня смолкла. Тут Ардита заметила, что на этом суденышке дирижер — единственный белый человек: на веслах сидела шестерка чернокожих.
— Приветствуем «Нарцисс»! — уважительно поздоровался он.
— Что за вопли? — живо откликнулась Ардита. — Заплыв на ялах для умственно отсталых?
Лодка уже притерлась к борту, и сидевший на носу верзила обернулся, чтобы ухватиться за веревочный трап. Дирижер оставил свой пост на корме; не успела Ардита сообразить, что к чему, как он взлетел по трапу и, переводя дыхание, застыл на палубе.
