Вожатая, даже не успев вникнуть, резко затормозила. Мы стояли в самом начале Литейного моста, где трамваи за всю историю никогда не останавливались (разве что от бомб), и эта необычность еще усиливала ужас.
Военный в каракулевой папахе и с медицинскими петлицами наклонился над Настей.
— Откройте двери, дайте воздуха! — крикнул он, и двери с шипением открылись. Влетела метель, и тревога, как я почувствовал, охватила всех: наши несчастья совсем рядом и только ждут!
Настины зрачки вплыли обратно.
— Все нормально, все хорошо, — пролепетала она.
И зрачки снова уплыли.
— Давайте туда ее, — кивнул медик. Вдоль набережной шли корпуса знаменитой Военно-медицинской академии.
С подножки Настя сошла сама, поддерживаемая нами, но на тротуаре опять отключилась — несли с военным по очереди. Летела метель. Трамвай медленно, словно тоже еще не очнувшись, поднимался на мост. Я проводил его взглядом. Да. Значимый состав! Хоть в музей. Вошли в него здоровыми и счастливыми, а вышли…
Роскошный подъезд. Отвели тяжелые двери и оказались в высоком гулком зале с бюстами великих. Вот, довелось. Сколько их, гениальных медиков. Сияют их лбы! А болеют люди не меньше. Но это гениям не в упрек, они герои. Даже наш майор, невысокий чин, но тоже, видно, светило, ни времени не пожалел, ни сил. Настьку увезли. Вернулся он один.
— Сейчас сделают томограмму мозга вашей дочери! — успокоил меня майор, но мне от его слов стало страшно. — Надеюсь, ничего серьезного! Ну, будьте.
— Спасибо вам!
Не знаю, сколько ждали. Вышел врач в нежно-зеленом комбинезоне и такой же шапочке.
— Вы? — глянув на нас, почему-то удивился. Интересно, чего ждал? Останется тайной. — Вот, собственно, — показал снимок на глянцевом листе. Словно кругленькие срезы томатов, страшно только, что черные.
— Что это?
— Мозг вашей дочери.
— И… что?
— Ну вот: тут и тут.
— Что?!
— Вкрапления жидкости в клетках мозга.
Почему-то не сказал — «вашей дочери»!
— А… она там должна быть?
— По идее — нет.
— Так откуда же она?
Пожал плечом. Мол, не знаю. Признался перед бюстами великих!
— Возможно, родовая травма, — задумался он. — Хотя это навряд ли. Мозг герметичен, как вы, наверное, знаете.
Наверное, знаем…
— Или наследственное, — посмотрел на нас.
— Может, последствия удара копытом? Меня в детстве лошадь лягнула. — Я раскололся, раз уж на то пошло.
— Да вряд ли, — посмотрел на меня. — Приобретенные травмы, говорят, не наследуются.
Хотя мой безумный батя уверяет, что так. Именно «травмами» выводит новые сорта.
