Элвин задумался. Да, в том единственная надежда, но переходные времена наверняка будут тяжел ыми. Он снова вспомнил горькие слова Серанис: «И он, и я будем уже много столетий мертвы, а ты так и останешься мальчиком».
Что ж, он готов с этим смириться. Даже в Диаспаре эта же тень омрачала любую дружбу, и не имело значения, продолжалась она сто или миллион лет. Благосостояние народа требовало смешения двух культур, и счастье индивидуума не играло никакой роли. На мгновение Элвин представил себе человечество чем-то большим, нежели живой фон, на котором проходила его собственная жизнь, и без колебаний согласился с тем, что его выбор может принести ему беду.
Больше они этой темы не касались.
Внизу продолжала свое бесконечное вращение планета. Чувствуя настроение друга, Теон молчал, и наконец Элвин заговорил снова:
— Впервые покидая Диаспар, я совершенно не представлял себе, что найду. Обнаружив Люс, был на седьмом небе от счастья, — но теперь все на Земле кажется столь маленьким и незначительным. Каждое новое открытие вызывает все больше вопросов, и я не успокоюсь, пока не узнаю, кем был Учитель и почему он прилетел на нашу планету. Если я когда-нибудь это узнаю, наверное, начну интересоваться Великими и Пришельцами, и так далее.
Теон никогда не видел Элвина столь задумчивым и не хотел прерывать его монолог. За последние минуты он очень многое узнал о своем друге.
— Робот сказал, — продолжал Элвин, — что эта машина может достичь Семи Солнц меньше чем за полдня. Как думаешь, мне стоит туда полететь?
— Думаешь, я могу тебя остановить? — тихо произнес Теон.
Элвин улыбнулся.
— Если и можешь, это не ответ. Мы не знаем, что там, в космосе. Пришельцы, вероятно, покинули нашу Вселенную, но в ней могут оказаться и другие разумные расы, враждебные человечеству.
— Почему? — спросил Теон. — Это один из вопросов, веками заставляющих спорить наших философов. По-настоящему разумная раса вряд ли может быть недружелюбной.
— А Пришельцы?
Теон показал вниз, на бескрайнюю пустыню.
— Когда-то там была Империя. А теперь чем таким мы обладаем, чего нас можно лишить?
Элвина слегка удивила столь необычная точка зрения.
— У вас все так считают?
— Меньшинство. Рядового человека это вообще не волнует, но он, наверное, скажет, что если бы Пришельцы действительно хотели уничтожить Землю, они бы это сделали много веков назад. Лишь немногие, вроде моей матери, все еще их боятся.
— В Диаспаре все совсем по-другому, — сказал Элвин. — Мой народ — великий трус. Насчет твоей матери... как думаешь, она не отпустит тебя со мной?
