Вот тогда-то полоснул себя мечом по руке Агей Лисовин, брызнул кровью на алтарный камень и произнес только одно слово: «Предел!». И все, кто был на капище, повторили за ним: «Предел!».
А потом был поход и была сеча, и пришло в Ратное горе великое — великие потери в битве на Стугне[19]. Русичи тогда бежали от половцев, бежала и ратнинская сотня. С наступлением темноты, как водится, преследование прекратилось, ратнинцы собрались вместе, и тут-то Агей и обвинил сотника в том, что тот, уйдя в сторону, бросил остальных на произвол судьбы.
Возразить сотнику было нечего — действительно, рыскал где-то до темноты всего с полутора десятками ратников, а горячность Агея была понятна — среди убитых оказался и его старший сын. Секира у Агея была добрая и, войдя Силантию наискось в плечо, завязла только в грудинной кости. Возразить против расправы никто не успел, а возразить против немедленного избрания Агея Лисовина сотником никто не решился. Были, разумеется, недовольные, но почуяли, видать, что возразив, можно из круга своими ногами и не уйти. Смолчать-то смолчали, но не успокоились, да и не дали им успокоится ратниский поп и староста — двоюродный брат убитого сотника.
«Что-то не то! Больно легко «твердые христиане» своего сотника сдали, а не проредили ли их перуничи, воспользовавшись ситуацией? Не потому ли такие тяжелые потери? И дед говорил: не «зарубил», а «зарезал». Похоже, опять «отредактированная версия».
Было у Агея Лисовина четыре сына. Старшего он, считай, разменял на сотника Силантия. Второй сын пережил старшего всего на пару месяцев — погиб в схватке с засадой лесовиков. И все, вроде бы, было правильно: стрела, поразившая его, была дреговической, попала она в лицо — в то место, что не было прикрыто полумаской шлема, и прилетела она, как будто, со стороны лесовиков, но были и странности. Во-первых, прилетела стрела уже тогда, когда лесовики стрелы кидать прекратили и схватились с ратнинцами грудь в грудь, а во-вторых, попав в скулу, стрела пробила голову насквозь и с такой силой ударила в шлем изнутри, что сломался наконечник. Ну не бьют с такой силой лесные луки-однодеревки! Да и самого стрелка, поразившего сына сотника Агея, никто из ратнинцев не углядел.
Осталось у Агея два сына. Подумал он подумал, да и отправил, на всякий случай, младшего — Корнея, во Христе Кирилла — в Туров, вроде бы как, пообтереться при княжьем дворе, завязать знакомства в стольном граде, да и вообще жизни поучиться, а на самом деле, от беды. Вещуном оказалось отцовское сердце — меньше полугода прожил третий сын. В самый разгар заготовки сена, когда ратнинцы целыми семьями, с бабами и детишками разъезжались по своим покосам, налетели на полевой стан Лисовинов ратники во главе со старостой. Сильным и многолюдным был Лисовиновский род, столько в нем было зятьев, племянников, двоюродных и троюродных родичей, что не опасаясь лесовиков, обосновывался он на дальних покосах отдельным станом. Выезжал в луга полным составом, оставляя в Ратном только нескольких, совсем уж ветхих, стариков да старух. В один день не стало рода, не пожалели христолюбивые воины ни баб, не детишек, ибо получили на сие деяние пастырское благословение и кровь лили не просто так, а во славу Божью.
