— С намеком подарочек, — подмигивает Сашок Груне.
У певицы, от дальней дороги и от духоты, наверное, начинается истерика: смех не прекращается.
Дежурная за стойкой испуганно смотрит, как Груню Лемур уносят по лестнице на третий этаж, в номер.
— Да ведь меня здесь убьют, убьют, — кричит и смеется, и бьется подстреленной птицей певица на руках у крепких парней из ансамбля. — Дайте мне милицию, хотя бы одного храброго милиционера. Иначе, ха-ха-ха, мне коне-е-е-ц!
Дежурная по гостинице терпеливо ждет, пока холл опустеет, воровато оглянувшись, придвигает к себе телефон, набирает номер и с удовольствием начинает рассказывать подруге, «кого это к нам в город на этот раз привезли».
Вот уже целый час любопытная Сычиха — соседка покойной Катерины Ивановны Зиминой — не выпускала из поля зрения свою входную дверь, не покидала удобный полигон для наблюдения за квартирой, где теперь жила Катюша, отходила от «глазка» два раза по пять минут — в туалет сходить, и один раз — на десять минут, чтоб чайку попить и перекусить печенюшкой. А как же? Страсть как было интересно вездесущей старухе узнать, чем Катюша со своим мужем у себя в квартире так долго занимается.
«Вот тебе и бывший муж, — злорадно думала Сычиха. — Вот тебе и не живем вместе. Разводиться она, видите ли, собралась».
Сычиха в четвертый раз «отлипла» от двери, пошла посмотреть, сколько времени на большом, громко тикающем будильнике. Посмотрев, расстроилась. Ну, так и есть — сейчас из школы «оглоеды» прибегут, придется бабушке с полигона сваливать. Другое наблюдать надо будет: как бы вечно голодная молодежь не оприходовала зараз ее печенье.
— Ой, — заерзала Сычиха у дверей так же, как она это делала у телевизора. — Наверное, не досмотреть мне будет конца любовной истории, не увидеть лица молодых, не понять по их выражению, чем там дело-то у «просто Марии», тьфу, ты, просто Катюши закончилось. Помирится она со своим пентюхом или…
Додумать Сычиха не успела. Не успела также и, слава богу, осуществить свое рискованное желание выскользнуть шпионкой на лестничную площадку, подкрасться к квартире соседки и приложить к дверям правое ухо: оно лучше слышит. Пришибло бы ее внезапно распахнувшейся железной дверью, ох, пришибло бы, расплющило до инвалидности. Не успела бы крикнуть: «Козлы, кто ж так двери-то открывает? А если соседка соли пришла попросить? Компенсацию давай, Славик».
— Не-е-т, — осадила свою нереализованную прыть бабуся Клавдия Сычева, замерев у «глазка» своей накрепко закрытой входной двери в неудобной позе, от которой ее немолодое, нетренированное тело начало ныть и затекать. Но, что делать — подглядывание и подслушивание — тоже искусство. Не каждый соглядатай способен изогнуться у дверей так, будто дверной «глазок» вкрутился в тебя вместо глаза — словно ты часовых дел мастер.
